***

«Тебе я тоже не нужен», - эти слова эхом звучали в моих ушах. Твою ж мать, кто бы говорил, Вик! Когда всё было на мази, ты, наверное, и не думал обо мне, не вспоминал, что я когда-то был в твоей жизни. Не то что я – как грёбаный мазохист, покупал альбомы Sweet Lips, концерты на видео, журналы со статьями о тебе. Ты никогда не покидал мою тупую башку, понял?

- Я понадобился, когда тебе стало совсем херово, да? – усмехаюсь я, глядя на Саммерса.

Он поднял на меня свои грустные, серые глаза. В них явно читался укор. Вик поёжился, и сел в позе эмбриона, уставившись, на воду, льющуюся из крана.

- Саммерс? – окликаю я, но он не реагирует. Ссутулился весь, а щёки надул, кажется, ещё чуть-чуть, и они треснут. Обиделся.

- Вик, - тянусь к нему. Должен прикоснуться. Вот, хотя бы к худому плечу.

- Уйди, а?! – неожиданно взбеленился он и взмахнул руками.

- Как знаешь, - цежу я. Ещё не хватало сюсюкаться с ним – хреновой рок-зведой.

Выхожу из ванной, плотно закрыв дверь.

***

     Я уже успел приготовить комнату Саммерсу: застелил узкую кровать свежим бельём, взбил подушку, достал из шкафа какую-то дурацкую пижаму. Пусть спит, губошлёп. Пью Колу на кухне, посматривая на часы. За это время можно себя до дыр мочалкой затереть.

«Вдруг он вскрылся?» - мелькает неприятная мысль, которую, впрочем, я тут же отбрасываю. Но решаю проведать старого друга.

- Вик, долго ещё? – кричу я на подходе к ванной. Дергаю за ручку – дверь заперта на защёлку.

- Саммерс, какого хера? – пинаю ногой дверь. – Открой!

- Я выхожу, - тихо отвечает он. Щёлкнул замок, и из ванной комнаты вылез распаренный Вик. Вокруг головы обмотано полотенце, словно чалма. Бабская привычка – моя бывшая всегда так делала.

- Тапки дать? – интересуюсь я, видя, как Вик шлёпает мокрыми пятками по паркетному полу.

- Обойдусь, - хрипит он. – Трей… - поворачивается ко мне и смотрит из-под опущенных ресниц. – Ты приготовил мне комнату?

- Да, Ваше величество, - язвительно отвечаю я.

- А я передумал, - криво улыбается. – Хочу спать с тобой.

- Как скажете, - картинно отвешиваю поклон. – Очередная прихоть? – вскидываю бровь.

- Н-да… - удручённо протягивает Вик. – Похоже, мы совсем перестали понимать друг друга.

- Может, это потому, что мы ещё не разговаривали толком… по душам? – прикидываю я. На мой взгляд, это единственная причина непонимания. Надо просто объясниться. Каждому.

***

      Вик забрался на мою кровать и сел по-турецки. Он снял обмотанное вокруг головы полотенце, и влажные чёрные волосы упали на плечи и лицо, почти закрывая его.

- Ну? – с вызовом произношу я, и усаживаюсь рядом с ним. – Что скажешь? – отвожу чёрные пряди, загораживающие его глаза.

- Злишься на меня, - констатирует Вик, глядя на меня с хитрым прищуром. – Признай: ты надеялся, что я перетащу тебя в Лос-Анджелес…

- Да, я питал надежды, что ты позовешь меня к себе… в группу. Но, увы – мечты накрылись медным тазом.

- По-твоему, это было бы честно? – фыркнул Вик и скрестил руки на груди. – Я почти год спал в ночлежках, не ел по нескольку дней – лишь бы хватило денег на аренду репетиционной базы… И на оплату услуг независимой студии, для записи первого демо...

- Вик, - кладу свою ладонь ему на коленку.

- Трей, дослушай, - выдохнул Вик, и накрыл своей тёплой ладонью мою кисть. -  Я мечтал, чтобы мы добились успеха вдвоём! – сильно сжимает мою руку. –  Мне было страшно, Хэлфорд, - поцедил Викки, царапая ногтями кожу на моей руке. – Искать музыкантов, которые захотели бы играть со мной… Обивать пороги студий… Пока не было агента – договариваться с директорами клубов о том, чтобы спеть хоть одну песню… Мало кто воспринимал меня в серьёз – ведь мне было всего семнадцать… К счастью, все мои усилия оправдались! – горделиво выговорил Вик. – Но, если бы мы сделали это вместе… Всё было бы по-другому, - прошептал он.

- Да? – недоверчиво спрашиваю я.

- Да, - утверждает Вик. – Поверь, мы бы не сидели сейчас здесь, в этом затхлом Провиденсе… Всё было бы хорошо! – с надрывом выкрикнул Саммерс.

- Что сделано, то сделано, - желая хоть как-то успокоить друга, прижимаю его кучерявую голову к груди. Глажу по длинным волосам, несу какую-то несусветную чушь. Вик обхватил своими худыми руками мою шею.

- Почему? – выдыхаю я. – Вик, почему ты приехал именно ко мне?...

Наверное, я конченый дебил, но я не понимаю: ведь у Саммерса большая семья, которая несколько лет назад переехала в Нэшвил. Он мог бы искать утешения и поддержки в родительском доме. Почему Провиденс, почему я?

- Тупой блондин, - с лёгким упрёком, как десять лет назад, выговаривает Вик и ерошит мою чёлку. – Ты, наверное, и подумать не мог, что все баллады, написанные мной… о тебе.

- Значит… - начинаю осознавать, что Вик всё это время помнил обо мне. – Знаешь, меня особенно Needle in my heart цепляет, - провожу костяшками пальцев по щеке. – Я в первые разы, когда слушал, даже прослезился. Такой надрыв…

Вик улыбнулся, и, взяв за запястье, поднёс мою кисть к своим губам.

- Это и моя любимая баллада, - едва прикасается своими пухлыми губами до моего безымянного пальца. – Трей! – Саммерс странно приободрился. – Я устал тосковать, - подмигивает. – Ведь, вспоминая о тебе, я писал не только грустные песни.

- Вау, - озорно выглядываю на Вика. – Например? - теперь я беру его тонкую кисть в свои руки и подношу к губам. Провожу языком по среднему пальцу.

- Например… - большой рот Викки растягивается в пошленькой улыбке. – Rock me baby, rock me all night long, - в меру возможностей, хрипло припевает Саммерс.

- О, да, - смеюсь я, вспоминая безбашенную песенку, в которой Вик уговаривает кого-то зажигать с ним всю ночь. Выходит, он обращался ко мне.

Помнит наши ночи. Значит, я не зря старался.

- Ты невероятно исполнял её вживую, - прижимаю Вика к себе и стягиваю с плеч красный махровый халат. У Саммерса вспыхнули щёки – он всегда быстро краснел.

А у меня начало разливаться тепло внутри живота. На протяжении десяти лет, у меня всегда вставал на Вика, когда я смотрел концерты с ним. Он дико сексуален, особенно под конец выступления, скинув с себя вычурную рубашку и оставшись в одних узких, как лосины брюках, с голым торсом. Когда он играл соло на гитаре, то всегда приоткрывал рот и закатывал глаза, словно кончает. А что он вытворял с микрофоном… Иногда мне казалось, что Вик готов заглотить его!

- Трей, - Вик застенчиво опустил ресницы. – Хочешь вспомнить молодость?

- Вот зачем ты приехал ко мне, в Провиденс, - улыбаюсь я, и накрываю рот Саммерса поцелуем.

     Фак, как же я скучал по этому… Викки, ты знаешь, что у тебя самые охуенные в мире губы?  Тысячи фанаток мечтают прикоснуться к ним, таким пухлым и непозволительно сексуальным… Но это делаю я. Делаю так, как тебе нравится: жадно, дерзко. Саммерс постанывает мне в рот от удовольствия, а я ничего не соображаю. Даже в молодости мы не сосались так неистово, потеряв чувство времени. Казалось, наши губы слиплись друг с другом. Язык Вика то обвивает, толкает мой, то скользит по нёбу и зубам.

- Хочу большего, - в коротком перерыве между поцелуями,  выдыхает Саммерс. – Трей, твою ж мать, трахни мне! – у Вика безумные глаза, от тяжело дышит, приоткрыв рот.

- Сейчас, - мямлю я, пытаясь вернуться на землю. – Смазка…

- Быстрее, Трей, - шипит Викки, окончательно освободившись от красного халата. Перед тем как выбежать из комнаты, ставлю на шее Вика засос.

Как во сне, я спустился на первый этаж и, перевернув вверх дном полку в ванной, взял тюбик с каким-то кремом.

Когда я вернулся в комнату, Вик растянулся на кровати, и томно прикрыв глаза, ласкал себя.

- Трей, - шепчет он, услышав мои шаги. – Я так хотел… Тонкие пальцы пробегаются по груди, а правая рука, крепко сжимая член, двигается в быстром темпе.

- Вик, - убираю его руки и сам, кружу вокруг аккуратного пупка, Саммерс, тем временем, сжимает свои соски, постанывая. Облизываю немного впалый, но безумно привлекательный живот, целую в тронутый чёрными кудряшками лобок, и беру в рот, сочащийся смазкой член Вика.

- Фааак! – хрипит он, надавив мне на затылок, так, чтобы я вобрал его поглубже. – Трей, - Викки нетерпеливо двигает бёдрами.

– Хватит, - просит он через некоторое время, и я освобождаю его. - Давай, - Саммерс спешно подкладывает подушку себе под задницу и широко разводит ноги. Сейчас он выглядит в тысячу раз сексуальнее, чем на концертах. Потому что он только для меня.

Некоторые прядки прилипли к взмокшим вискам, тело немного выгнуто, желая прикосновений.

- Без подготовки, - выдыхает Вик, во все глаза, глядя, как я распределяю крем по эрекции.

- Уверен? – спрашиваю я, проникнув смазанным пальцем в его отверстие.

- Давай уже, - капризно выговаривает Викки. Я не заставил долго себя ждать. Помню, десять лет назад, я хорошо разработал его дырку. Сейчас, видимо, долгое время, воздерживаясь от таких контактов, анус Вика снова стал неподатливым.

Я всхлипнул, войдя Саммерса. Десять лет я не испытывал такого щемящего удовольствия. Вик впился в угол подушки, подложенной под ягодицы, когда я снова, мучительно медленно, вошёл и вышел из него.

      Я понимал – долго терпеть я не смогу. Ведь Вик, самый шикарный парень на свете, снова со мной. Безвольно отвечает на мои прикосновения, сквозь стоны, не понимая ничего вокруг, не чувствуя ничего кроме сладкого наслаждения, граничащего с болью, просит ещё. Двигается мне навстречу. Слепыми пальцами тянется к моим плечам и груди, беспорядочно касаясь моей разгорячённой кожи. Я готов взорваться от одной мысли, что я снова с Саммерсом, что я снова ощущаю его тепло и тесноту жаркого тела.

Что ты вытворяешь Вик?

Он, задыхаясь, закусив губу, двигает хрупкой ладонью вдоль своей эрекции, в такт моим толчкам.

Пот со лба течёт мне на глаза, но я не могу позволить себе зажмурится ни на секунду – не хочу пропустить ни одного мгновения. Ведь Саммерс, бьющийся в экстазе подо мной – самое прекрасное зрелище, которое только может быть.

Ещё несколько моих движений, и Вик кончает, закатив глаза от накрывшей его волны удовольствия. Чувствую, как его и так узкий канал сжимается в сладких спазмах, отчего я слетаю с катушек, и изливаюсь в тело Саммерса.

     Растерев сперму Вика по его же животу, ложусь рядом с ним, прижав к себе. По нашим телам проходит лёгкая дрожь после испытанного оргазма… Я давно не кончал так ярко. И Викки, по-видимому, тоже. Он до сих пор не может восстановить дыхание, судорожно сглатывает слюну.

- Ты останешься со мной, Вик? – устало шепчу я.

- Давай спать, - просит Саммерс, не желая отвечать на мой вопрос. Мне слишком хорошо, и я слишком устал, чтобы продолжать «допрос». Поэтому, обняв Вика, я проваливаюсь в глубокий сон.

***

     Если не считать периодических просьб Саммерса о том, чтобы я «спёр «колёс» с фабрики», нам было очень хорошо вместе.

     Уже месяц, скрывая эту великую тайну от всего Провиденса, Викки проживает со мной. Всё-таки классно, когда утро начинается с поцелуя в его мягкие, манящие губы. Всю рабочую неделю Вик не выходит на улицу – боится, что его узнают. Сидит дома, дожидаясь меня с работы,  изредка вползая на задний двор. На выходных, мы уезжаем за город, на тихий, скрытый от людских глаз, берег реки Провиденс. Там, в глуши, спрятавшись в густой поросли кустов, мы проводим выходные, дыша тёплым летним воздухом и наслаждаясь друг другом.

     Рядом со мной, Саммерс расцветает, выходя из гнетущей его тоски, которая захлёстывает его, когда он остаётся наедине с собой. У нас есть табу: мы никогда не разговариваем о его карьере и о музыке. Я этого не ободряю, считая, что Вик зря опустил руки, но он не хочет слушать моих доводов.

     Однажды, вернувшись с работы, я услышал стук молотка. В смешанных чувствах, я вбегаю на второй этаж в мою… в нашу комнату. Вик, с ожесточённым выражением лица, разбивает молотком видеокассету, с концертом Sweet Lips 1988 года. До этого, распсиховавшийся Саммерс, успел изорвать журналы Rolling Stones и Kerrang, на обложках которых, было его симпатичное личико. Обрывки цветных публикаций были беспорядочно раскиданы по полу. Аудиокассеты с его альбомами, тоже были расколоты.  А глянцевая плёнка была обмотана вокруг стула.

- Вик, успокойся! – выкрикиваю я. Саммерс истерично откидывает молоток в сторону.

- Жалеешь это барахло? – усмехается он, и смотрит на меня рассеянным взглядом. У него были пунцовые щёки, а на лбу и над верхней губой выступила испарина. – Это прошлое… Нечего его жалеть! – пинает осколки видеокассеты, и, подобрав с пола картонную обложку от этого концертника, рвёт её на две части.

- Неужели тебе стало легче? – недоверчиво интересуюсь я.

- Нет! – выплёвывает Вик. – Мне уже никогда не станет легче… Я не могу заниматься любимым делом!... – жмурится, чтобы сдержать слёзы.

- Тебе кто-то запрещает? – хмыкаю. – Бери мою гитару и пиши песни, - развожу руками. – И… - улыбаюсь. – Судя по тому, как ты горлопанишь, твои связки приходят в норму…

Саммерс, наверное минуты две, стоял как статую, понурив голову, не моргая глядя в пол.

Вдруг, Вик расхохотался, подпрыгнул ко мне, и повис у меня на шее.

- Спасибо, что веришь в меня, - шепнул он мне на ухо.

***

     Как бы эгоистично это не звучало, я пожалел, что предложил Вику взять в руки гитару.

      Да, я искренне радовался тому, что к нему вернулось вдохновение, и каждый день он выдавал по 2-3 песни.

- Их нужно доработать, - суетился он, записывая лирику и аккорды, чтобы не забыть. – Трей! – восторженно кричал он на весь дом. – Я снова творю… Я живу!

        У Саммерса горели глаза, когда он проигрывал мне очередную сочинённую им песню. От депрессивного Викки, в порыве бессильного гнева, крушащего свои собственные записи, не осталось и следа. Он был полон сил и творческих задумок. И, что пугало меня больше всего, он снова собрался покинуть Провиденс. Вик часто говорил мне об этом, и предлагал поехать в Лос-Анджелес вместе с ним. На его призывы я реагировал более чем спокойно, что раздражало Вика. Мы часто спорили по этому поводу: я не хотел отпускать Саммерса, ведь, как мне казалось, нам хорошо живётся и здесь. Но этот придурок утверждал, что задыхается в Провиденсе, что он хочет снова петь… Пусть не на стадионах, а в рок-клубах, для преданных поклонников,  которых, не смотря на распад Sweet Lips, осталось достаточно много и в США.

         И вот, самый поганый день в моём существовании настал: Саммерс свалил. Также неожиданно, как вернулся ко мне полтора месяца назад. Тихо, без предупреждения.

         Я пришёл с работы, одолеваемый одним желанием – обнять его, моего кучерявого губошлёпа. Но дома его не оказалось.

      Я обежал весь дом, заглядывая в каждую комнату. Я кричал, звал его, но он не откликался. На кухонном столе я обнаружил записку. «Спасибо, Трей», - все, что бы написано на листке блокнота неровным почерком Вика.

- Мазафака! – хватаю первую попавшуюся под руку тарелку, и швыряю её в стену. Она разлетается на десяток керамических осколков, звонко упавших на кафельный пол. В этот момент, как тарелка, вдребезги разбилась моя мечта быть с Виком. Разбилось моё сердце, как бы это банально не звучало.

        Ведь я любил этого сукиного сына! Любил не потому, что он офигенно красив, не за то, что у нас был с ним бешеный секс. Нет. Я любил его просто так, сам не зная почему. Наверное, все  лучшие качества Вика смешались воедино, околдовав меня. Я обессилено рухнул на пол, и, обхватив голову руками от всепоглощающего отчаянья, пролежал на холодном полу до поздней ночи.

        Самое обидное заключалось в том, что я так и не успел сказать три заветных слова Вику. Интересно, свалил бы он, зная, что я его люблю?

***

         К хорошему быстро привыкаешь. Уже вторую неделю я живу один, не имея возможности обнять его хрупкое тело, прикоснуться к мягких губам… Уже вторую неделю я не слышу его ставшего родным, с лёгкой хрипотцой, голоса. Никто не дожидается моего возвращения с работы, и я прихожу в тихий,  до отвращения пустой дом. Вечера провожу однообразно: до дыр засматриваю сохранившийся концерт Sweet Lips 1991 года.

        Наверное, я слабак. Мне следовало бы обратиться адресную службу Лос-Анджелеса, и узнать местонахождение Вика. Написать ему. Позвонить. Заорать в трубку: «Что ж ты, сучара, сделал со мной?» Но я не мог – поглощённый состоянием безысходной апатии, я ходил на работу, отсидев там 8 часов, словно зомби, возвращался домой. Я уже ничего не хотел и не ждал от жизни.

***

     В пятницу утром ко мне пришёл почтальон и вручил посылку. Небольшую картонную коробочку, прилетевшую из… Лос-Анджелеса! Я вырвал её из рук почтальонши и спешно расписался на каком-то бланке. Словно оголтелый, я влетел в кухню, и, схватив нож, распорол картонную крышку.

На дне коробки лежал диск. «Послушай» - вот, что было написано на его поверхности. Наплевав, что опоздаю на работу, я поторопился в свой кабинет, где стоял компьютер. Немного дрожащими руками, я вставил диск в CD-ROM…

На болванке записана всего одна песня под красноречивым названием: I love you.

Закрыв лицо руками, я прослушал душещипательную балладу, написанную только для меня. Фак, Вик, думаешь, мне стало от этого легче?

      Напротив, я совсем расклеился: какого хрена ты уехал, если хочешь быть со мной… Если любишь…

      Решаю спуститься вниз, на кухню, и посмотреть указанный на посылке адрес. Тогда я смогу связаться с Саммерсом и сказать ему всё, что думаю. Взяв коробку, ещё раз заглядываю в неё и вижу на дне конверт, который я не заметил ранее.

«Наш шанс», - написано на конверте корявым почерком Вика. Волнуясь, вскрываю его, полагая, что внутри какое-нибудь письмо…

Но…

Раскрыв конверт, я увидел в нём билет до Лос-Анджелеса… Наш шанс.