Сегодня ночью они снова были вместе, и это сложно было назвать идиллией. ... А ведь времени прошло совсем-то ничего. Зима была долгой, но неустойчивой, словно постоянно ссорилась со своим боссом: сильная метель сменялась слякотными оттепелями, постоянные резкие перепады температур окончательно раздробили все дороги в городе, и по ним с трудом тащились усталые, хмурые автомобилисты. Новый год прошел своей чередой вписок и пьяных гулянок, и от пластиковой праздничности украшенных витрин и предвкушения светлого будущего, которые хоть как-то поднимала настроение и возвращала дух детства, ни осталось ни следа. Один хмурый, без единого луча солнца день сменялся таким же другим... Ну, по крайней мере, у большинства людей. - Дай-ка угадаю, я снова опоздал? Ах я ублюдок, ах подонок! Джей - ловите момент, доставайте фотоаппараты, только выключите, пожалуйста, вспышку! - весело улыбался, ворвавшись в квартиру. Он уже около недели жил у Эндрю, и это можно было назвать полноценным мазохизмом: ради пары часов вместе (глубокой ночью, окруженные стеной кумарного дыма) терпеть. Характер своего новоиспеченного парня, который оказался просто адским, абсолютное отсутствие сна, ранние поездки на учебу, и, как следствие всего вышеизложенного, настрой ниже плинтуса. Стоп! Прежде чем ныть и жаловаться на тяжелую совместную жизнь, давайте кое-что разъясним, промотаем назад. Были ли они парой, сказать сложно. Все получалось как-то само собой - после того раза, той холодной утренней прогулки, и просто нестерпимо-горячего ее завершения, они начали сближаться. Позже Эндрю признался, что до этого еще никто так просто не угадывал, чем он занимается на самом деле - пожалуй, это его и заинтересовало. Быть всегда в напряжении, на шаг впереди - теперь таков современный ритм жизни, и если не следовать ему, то далеко не уедешь, даже в любви. Долго и счастливо теперь вообще вышло из моды, не заметили? Популярны триллеры и драмы. На уровне подиумов популярна нездоровая болезненность и красота с примесью боли. У нас же есть руки! Есть две руки, прекрасные, чудесные органические руки, которыми можно свернуть горы и перевернуть небо так, чтобы в облаках можно было купаться. Есть ноги - бегай, стой, ищи и открывай, да хоть отплясывай под какой-то собственный ритм. Есть голова, и в нее едят, из нее поют, из нее творят удивительные вещи одними словами. Но ведь гораздо лучше, когда все это нам не под силу! К чему, говорят они - бесхребетное, жалкое поколение будущего - все эти материальные ценности, к чему? К чему бесконечная работа, изо дня в день, зачем сводить свои потребности к покупке железной коробки на колесах, почему нельзя быть вместе и любить? Об этом пел еще Джон Леннон, и пел очень давно - как и у любой вещи, у идеи тоже есть срок годности. А к чему жить тем, что уже давно гниет? А знаете, в чем их главная проблема? Даже не надейтесь, ни слова не скажу, а то еще некому будет быть молодым. Говорить обо всем этом очень интересно, особенно в такие годы поисков смысла и авторитетов, но совершенно бесполезно и пафосно, растряской воздуха от такой болтовни можно заставить работать сотни мельниц. Эндрю говорил непринужденно, плавно, словно играясь. Наверняка у него в родственниках были слова - он весь какой-то нереальный, но близкий. В разные моменты и под разным использованием может быть совершенен - и непоколебимо жесток. Просто так, как будто между делом, он мог выдать Джею в лицо целый букет унизительных ругательств, но тот и слова не говорил в ответ - бесполезно спорить с тем, чего на самом деле не существует. Иногда начинало казаться именно так; заметая следы, и оставляя после себя исключительно рассеянные чувства, он всегда уходил. Его словно нет в этом измерении, в этой реальности - но, вот ведь странность, о нем все говорят, вспоминают это имя; сравнимо разве что с сильным чувством, власть которого настолько велика, что может менять людей. Но, как положено, и, даже хуже, очевидно, чувство не может влюбиться. И молчать об этом оно тоже не может. - I hope that I don't fall in love with you. .Эндрю любил выражаться красиво, выражаться на английском, выражаться к месту и без, но болтуном не выглядел - он уже перешел ту грань в возрасте, с которой начинают ценить слова, и не говорить попусту. И - о, да! - сейчас он говорил еще как по делу. Вернее, пел; слова тихой, неторопливой песни едва срывались с губ, и каждый звук еще не скоро тонул в тихом помещении, гулко отдаваясь в темных углах. Самое мерзкое время; середина весны, и гложущие изнутри холод, пустота, будничные заботы - все на одно лицо, как античные статуи, и глаза одинаково пусты - все, каждая мелочь, привлекают к себе большее внимание. У всех тут пора любви, расцвет природы - а в этой одинаково мрачной круглый год квартире творится - подходящее, красивое слово - нечто менее лицемерное. Сквозь плотную стену сероватого дыма тени (сложно сказать, людей ли - слишком хаотично, неестественно, смутно) расплываются, соединяются вместе, словно образуя причудливое животное, и говорят на два голоса. Эндрю был везде. Все размышления, воспоминания, идеи Джея в итоге сводились к нему, и это происходило настолько неосознанно, что даже казалось контролируемым свыше. Еще совсем недавно он искренне удивлялся, как можно постоянно говорить о ком-то; мы тут все здравые люди, контролируем себя, свои чувства, которые, кстати, не должны мешать мыслительному процессу. И они вообще полная фигня, и совсем не то, на что стоит тратиться. Они - не то. Это он нужен. Вот ты полюбил. А что дальше? Было бы гораздо легче, если бы существовал врач, ставящий диагнозы чувств. Эмоциолог, чувствопед. "У вас безответная любовь, прописываю полгода изоляции от объекта заражения". И не смейте спорить с врачом, говорить, что болезнь будет продолжать жить и прогрессировать - в ответ на это он тяжело вздохнет, спокойно снимет очки, и, немного сочувствующе, как нерадивому ребенку заглянув вам в глаза, скажет голосом Джея: - Чем докажете? Чувство должно подпитывать себя эмоциями, иначе оно быстро иссякнет. А откуда Вы возьмете эмоции, если Ваш дилер далеко? А что дальше, доктор? Это все ерунда, Вы не правы, банально не правы даже изначально, называя это болезнью. Я абсолютно пуст внутри. Но разве может пустота разрываться от противоречий? |