- Как это понимать? – недоумевает Костя. Он переводит ошалевший взгляд то на меня, то на Игоря.
Мысленно молю Бога, чтобы всё обошлось. И чтобы этот идиот-гаишник ничего такого не ляпнул бы. Ведь, взбесившись, Котов не посмотрит, что он представитель правоохранительных органов, уделает его, как Тузик грелку. А что будет потом – я даже представлять не хочу.
- Всё просто, - хохочет Синеоков. – Значит, ты теперь эту девочку пользуешь?.. По тебе не скажешь, что педик, - инспектор разразился новым приступом смеха.
- Что? – Костя взревел как лев, выскочил из машины, и схватил разжиревшего гаишника за грудки.
- Повтори, что ты сказал!
- Повторяю: теперь ты эту девочку пользуешь? – видимо, Синеоков совсем не волнуется. А зря.
Костя отпускает его.
- Сядь в машину! – кричу я. – Пожалуйста, успокойся!
Но рыжий размахивается и заряжает мощный удар в грудь инспектора. Он падает прямо на капот нашей машины. Но Котову этого мало, он снова размахивается и бьёт его по лицу. Удар. Ещё удар.
Выпрыгиваю из машины.
- Костя! – что есть сил, кричу я. – Успокойся! – но он отталкивает меня, и я падаю задницей на асфальт. Подползаю к нему сзади, хватаю его за ногу, он теряет равновесие и заваливается рядом со мной.
- Ты, рыжая мразь! – Синеоков оторвал свой зад от капота нашего джипа, утёр кровь, текущую из носа и отдышался.
- Документы верни, - потребовал Костя, вскочив на ноги.
- Повестка тебе в суд, а не документы! – заорал инспектор. – Сейчас опергруппу вызову!
Костя, было, бросился за гаишником, который, хромая, побежал к патрульному автомобилю.
- Иди в машину! – заорал я. – Умоляю, сядь в машину!
Константин, скрипнув зубами, послушался меня, и громко хлопнув дверью, уселся на водительском сидении.
***
- Игорь! – стучусь в окно патрульной «десятки». – Открой. Давай поговорим.
Дверь резко открывается, и я сажусь на переднее сидение.
- О чём ты хочешь со мной поговорить? – окровавленные, пухлые губы Синеокова растягиваются в мерзкой ухмылке.
- Не заявляй на Костю, - с мольбой в голосе выкрикиваю я. – Пожалуйста.
- А ты знаешь, Максимка, что твой Котов круто залетел? – хмыкает он. – 318-тая статья Уголовного Кодекса, до пяти лет.
- Игорь, прошу тебя! – накрываю своей ладонью его руку. – Я сделаю всё, что ты скажешь, только не заявляй на него!
- Правда? – издевательски спрашивает он. – И еб*ть дашь?
- Что? – не понимаю я и встряхиваю головой.
- Говорю, и жопу свою дашь голубую? – противно смеётся он.
- Кому? – на глаза наворачиваются слёзы.
- Да хоть мне, - цокает языком он.
- Если это остановит тебя… д-дам… - закрываю лицо руками. По щекам текут слёзы. Я ответил на этот вопрос без раздумий. Ужасно конечно… но я действительно согласился бы на всё, лишь бы Костю не посадили.
- Да ты конченный педик, - с отвращением говорит Синеоков.
- Я люблю… Я же сказал, что готов на всё… - захлёбываясь словами, произношу я. – Если надо… то… Только не заявляй, прошу тебя, нет, не прошу, умоляю…
- Избавь меня от сантиментов, - морщится Игорь. – Я не из твоей пидерской братии, ты же знаешь. Так, пошутить решил…
- Что же ты хочешь?
- Думаю, три штуки решат эту проблему. Судя, по тачке, у вас есть такие деньги, - заискивающе выговаривает Игорь.
- Три штуки чего?
- Ну не рублей же! – восклицает гаишник. – Долларов, евро.
- Хорошо, - оживлённо киваю я. – Согласен…
- Записывай номер, - приказывает мент.
Вбиваю в память мобильника его номер телефона.
Игорь изучающе смотрит на меня. Его хитрые глаза цвета заварки, с неподдельным интересом скользят по моей фигуре.
- Ты почти не изменился, - выносит вердикт. – Только ещё более педерастичным стал.
- Что есть, то есть. Зато тебя время не пощадило, - тихо произношу я. – Давай к делу, когда тебе передать деньги?
- Завтра, к 8 утра. У меня как раз смена кончается…
- Нет, - отрезаю я.
- Неужто передумал, ты? – толкает меня в плечо.
- Игорь… не правильно понял, - качаю головой я. – Давай попозже, часов в 10-11.
- Причина?
Я закусываю губу, но понимаю, что следует объяснить.
- Ну… Костя в это время на работу собирается. Мне надо ему завтрак готовить, и…
- Ты чё, не работаешь, домохозяин? – ржёт Синеоков.
- Я фрилансер, - поясняю.
- Чё? – удивлённо спрашивает инспектор.
- Ни чё, - в тон ему отвечаю я. Ещё не хватало разъяснять ему род моей деятельности. Думаю, словосочетание веб-программирование, ему тоже ничего не скажет.
- Слыш, а правильно про таких как ты говорят: больно, но выгодно. Хорошего, видать, мужика оторвал. Богатый, да ещё и вроде на рожу удался.
- Дурак ты, - обречённо произношу я.
- Скажи ещё, что я не прав, - самодовольно выговаривает Игорь.
- Ты дважды не прав, - усмехаюсь. – Во-первых, ни хера и не больно, а во-вторых, выгода здесь ни причём. Если ты хоть раз любил, то поймёшь. В чём я сомневаюсь.
- Заткнись ты. Не горю желанием разбираться в твоих «петушиных» утехах, - прерывает меня Синеоков. – В 11 так в 11. Подходи в сквер имени Голикова, там бабки дашь.
- А ты расписку… - поднимаю палец я.
- Какую на х** расписку? – удивляется тот. – Ты чё, мне в долг даёшь, я не понял?
- Расписку, в которой ты пообещаешь, что навсегда забудешь о сегодняшнем инциденте.
- Замётано, - соглашается тот, - А теперь – вали. И документы своего рыжего забирай, - сказав это, Игорь буквально выталкивает меня из машины. Я и сам рад убраться отсюда.
***
- На, - сев на своё место, протягиваю Косте права и другие документы.
- Как ты его упросил? – подозрительно спрашивает рыжий.
- Дипломатия, - пожимаю плечами и, отвернувшись, начинаю смотреть в окно.
- Я хочу услышать твои объяснения, относительно его слов про «пользование девочки», - требует Костя.
- Мне нечего тебе сказать. Я устал, - продолжаю упорно вглядываться в проезжую часть.
- Дома поговорим, - чеканит Котов, и резко газует с места.
До дома мы добирались в напряжённом молчании. Костя даже выключил магнитолу. Я притворился спящим.
***
Сняв ботинки и куртку, я побежал в спальную. Я не хотел разговаривать с Костей. Завтра, пусть всё будет завтра. Различных нервирующих ситуаций, произошедших сегодня, мне хватило за глаза и за уши.
- Ты даже не собираешься идти в душ? – войдя в комнату, поинтересовался Костя.
- Нет. Я очень устал, - у меня дрожат руки, и вообще, чувствую я себя погано.
- Максим, ополоснись, станет легче, - он подходит ко мне сзади и кладёт руки на плечи. – Хочешь, я наберу ванную, полежим там, расслабимся…
- Спасибо, с меня хватило сауны, где я чуть коньки не откинул, - Костя сжимает мои плечи и разворачивает к себе.
- Пошли в душ, - и тащит меня в ванную комнату, словно куклу.
- Раздень меня сам, - тихо говорю, отвернув голову.
Костик послушно стягивает с меня кофту, джинсы, трусы. Я самостоятельно снимаю носки и иду в душевую кабину. Прислоняюсь спиной к её стенке и апатично наклоняю голову. Воду не включаю.
- Что с тобой такое… - шепчет Константин и заходит в кабину следом за мной. Шум воды. Теплые струи обдают тело. В кабинке начинает парить. Я, по-прежнему, стою не двигаясь, понурив голову. Рассматриваю Костины стройные, но волосатые ноги. Рыжий натирает себя мылом и щурится, чтобы вода не попала в глаза.
- Посмотри на меня, - требует Костя. Я не реагирую, лишь вздыхаю. Мои волосы намокли и теперь липнут к туловищу. Мне снова становится душно.
- Посмотри! – Костя хватает меня за подбородок и приподнимает моё лицо так, чтобы наши взгляды пересеклись.
Не знаю, что он прочёл в моих глазах – боль, страх, страдание… Но Котов отпускает мой подбородок, а я снова наклоняю голову, уставившись на пальцы своих ног.
- Объясни мне, что это за мент, - Рыжий прижимает меня к себе, как маленького ребёнка, своими большими, сильными ладонями гладит мою тощую спину, с немного выступающим хребтом.
- Я не хочу об этом говорить, - артачусь я.
- А я хочу услышать твои объяснения сию минуту! – рука, секунду назад ласкавшая меня, достаточно болезненно шлёпает меня между лопаток. – Пойми, у меня голова уже от всяких мыслей пухнет… В чем дело?
- Костя! – плаксиво выкрикиваю я, и от злости кусаю его за мочку уха. – У меня нет сил, ни физических, ни духовных, чтобы выяснять отношения сейчас! Пожалуйста, подожди до завтрашнего утра! Я сегодня чуть не склеил ласты в твоей *баной сауне! Между прочим, из-за тебя! Если бы ты был умнее, то не потащил бы меня в парилку во второй раз… А если уж потащил – будь добр, не оставляй меня одного! А ты пошёл ссать! Хоть бы с собой взял…
- Я ещё и виноватым оказался! – сжимает мои ягодицы. – А мне кажется, что дело в тебе. Ты не человек – ты ходячая проблема, - в сердцах кричит он прямо мне в ухо.
- Вот как ты запел!? – вырываюсь из кольца его рук и выбегаю из кабины. Злость и жгучая обида захлёстывают меня. Подкашиваются ноги. Сажусь на бортик джакузи, восстанавливаю дыхание и начинаю свою тираду:
- Значит, я для тебя проблема?... Обуза? Тогда, может быть всё зря?
- Что «всё»? – буравя меня взглядом, Костя выходит из кабинки.
- Всё зря, всё! – кричу, потеряв контроль над собой. Котов решил меня игнорировать – берёт с полотенце и начинает вытираться, но я решил идти до конца.
- Все… почти 20 лет – зря! Пустое место! – плюю на пол и растираю мокрой пяткой. – Ведь я принёс тебе только заботы: из-за меня ты поссорился с отцом, из-за меня ты лишился некоторых друзей… Из-за меня у тебя нет нормальной, в понимании этого слова, семьи! Кто я – болезненный, хилый, со множеством заскоков… Пью… Кололся… - набираю в лёгкие воздух. – Так брось меня! Если я ходячая проблема – оставь меня, как советовал тебе отец! Сделай то, что должен был сделать ещё в начале 90ых, когда ты учился в универе! Порви со мной. И найди себе другого, или другую… У которых нет вредных привычек и за*бов. У которых нет «бесячих друзей»! Которые будут ходить с тобой в сауну и не жаловаться! – на последнем издыхании выкрикиваю я, и начинаю судорожно дышать. Перед глазами, то ли от нервного напряжения, то ли от гнева плывут круги. В горле ком, глаза щиплет от подступающих слёз. Не в силах сдерживать себя, я издаю какой-то нечеловеческий звук, падаю на колени, больно ударяюсь ими о кафельный пол, закрываю ладонями лицо и начинаю рыдать. Я вою, как раненый волк, и не могу остановиться.
- Наговорил х*йни, теперь поплачь-поплачь, - Костя садится рядом со мной на корточки.
- Ты ещё и издеваешься! – размазывая по лицу слёзы, визжу я.
- Я не издеваюсь, милый мой, – тихо говорит рыжий. После этих слов я сжимаюсь в комок, утыкаясь лицом в свои колени.
Лучше бы Костик кричал. Я знаю, что значит такая интонация, этот тихий, пугающе тихий, стальной голос. Я довёл его до ручки, и теперь Костя непредсказуем. Он хватает меня за волосы, от резкой боли я начинаю выть сильнее, чем прежде.
- Теперь. Глядя. Мне. В. Глаза. Скажи. То. Что. Ты. Действительно. ЧУВСТВУЕШЬ! – Костя чеканит каждое слово. Мои сивые волосы обмотаны вокруг его кулака. Он держит мою голову так крепко, что мне не повернуть её ни вправо, ни влево. Я закрываю глаза.
- Открой глаза и скажи, - требует Костя, но я ещё сильнее зажмуриваюсь.
- Открой! – свободной рукой, он отвешивает мне пощёчину.
- Ааа, - от боли, я открываю глаза и с укором, бешенством, отчаяньем, смотрю в его – цвета янтаря.
- Скажи, если бы я был девушкой, ты бы тоже меня бил? – дрожащим голосом спрашиваю я.
- Ты же не девушка, - равнодушно отвечает он, и срывается на крик. – Говори же! – снова дёргает меня за волосы.
- Всё! – ору я, брызжа слюной ему в лицо. – Надоело! Всё надоело! Твоя грубость надоела, побои…! Ненавижу тебя! Читай по губам – НА-ДО-ЕЛО! Оставь меня… - последние слова я прошептал. У меня не было сил кричать.
Костя отпустил мои волосы и оттолкнул меня. Я падаю спиной на пол. Рыжий резко встаёт, и, глядя на меня сверху вниз, цедит:
- Ты бы знал, как мне-то всё это надоело. И заскоки твои. И истерики. И твои постоянные болезни. И пьянки с твоими друзьями, которые такие же утырки, как и ты. Максимушка, - шепчет Костя, у него дрожит голос. – Тебе же в голову насрали и не смыли. Тебе надоело – замечательно! – после этих слов он выходит из ванной.
Я остаюсь один, мокрый, голый, заплаканный, бессильно валяющийся на полу, как сломанная игрушка.
***
Собрав волю в кулак, я поднялся, вытерся и надел свой любимый халат. Я надеялся, что Костя лежит в спальной, до макушки укрывшись одеялом. Я бы просто лёг рядом с ним. Мы бы молчали. Долго. Но потом, я бы решился, и первый коснулся его руки. Я бы стал лепетать, чтобы он забыл всё сказанное мной в ванной. А Костя, как всегда это бывает, простил бы меня, и, вжал бы меня своим тёплым телом в нашу кровать. Как бы мне хотелось, чтобы всё сложилось именно так.
Но… Я, немного успокоившись, вышел из ванной и увидел в прихожей Костю. Он обувался.
- Ты куда? – кричу я.
- Тебе же надоело, - улыбается он. – Решил тебя не утомлять. Завязав шнурки, он выпрямился и посмотрел на меня. В глазах вопрос: что будешь делать, Макс? Я знаю, какого исхода хотел Костик. Он ждал, что я начну его уговаривать остаться. Разум говорил: «Максим, возьми себя в руки, прижмись к своему рыжему коту, и всё забудется. Всё будет хорошо». Но глупые эмоции, расшатанные нервы, мозг, отравленный наркотиками, всё испортили:
- Вот и правильно! – задыхаясь, прошептал я.
- Значит, правильно, - Костя, с грустью посмотрев на меня, ушёл.
Щёлкнул замок.
Я упал на колени, и, подняв глаза к потолку, заорал:
- А-а-а! – ещё чуть-чуть, и в квартире треснут все стеклянные предметы. Я кричал, желая, таким образом, вытравить отчаяние. Но мне становилось только хуже.
- А-а-а! – крик срывается, из глаз текут слёзы – и откуда их столько берётся.
- А-а-а! – дёргаю себя за волосы, в лёгких уже не хватает воздуха.
Всё, что мне сейчас хочется – вставить в вену «баян» с убойной дозой любого тяжёлого наркотика, и сдохнуть от «золотого».
Соседи, живущие этажом выше, начинают стучать по стояку, чтобы я заткнулся.
- Ы-ы-ы-ы-х, - хлюпая носом, сдавленно, гортанно, хныкаю я.
В горле саднит от моих неистовых криков.
Шатаясь, не помня себя, я кое-как добираюсь до спальной и падаю в кровать.
***
Постельное бельё пропахло сексом, моим кремом для тела, куревом и Костей. Так пахнет наша любовь. Я утыкаюсь в подушку рыжего, и вдыхаю его настоящий, мужской запах. В спальной горел свет. Со стены напротив, на меня смотрела увеличенная в несколько раз фотография десятилетней давности. Костя её обожает. Здесь мы представлены как жених и невеста. Рыжий был одет в чёрный фрак, галстук-бабочку, лаковые ботинки… шикарный новобрачный. Он держал меня на руках, я улыбался во весь рот. У меня на голове фата, в волосы вплетены несколько белых лилий. Из одежды - узкие, как лосины, брючки и какая-то блестящая маечка. Я вспомнил, как мы были счастливы в тот момент. Правда, под вечер немного разругались – я перестарался с выпивкой. Но хороший секс сгладил все наши противоречия. У меня больше нет сил смотреть на это фото. Снимаю его со стены и выношу в другую комнату. Выключаю свет. Снова закутываюсь в одеяло.
- Костя, - шепчу я, но он меня не слышит. Меня охватывает первобытный страх. Я ненавижу лежать в этой постели один. Я ненавижу оставаться один в этой большой квартире. От страха учащается сердцебиение. С головой прячусь под одеяло, сворачиваюсь в комок. Но мне кажется, что надо мной витают какие-то тёмные, злые силы, и видят меня насквозь своими глазами-рентгенами. Меня начинает бить озноб, чувство чёрного одиночества и бесконечного отчаяния захлестывают меня с головой.
Похожее я переживал период, когда Костя был женат. Тогда, я ночи напролёт метался по однокомнатной квартире. Мне чудились голоса, шорохи, мне было страшно без сильных рук моего Костеньки. Только наркотики давали временное облегчение. Позволяли забыться. Уводили в другие миры, расширяя сознание, подводили к Бесконечности, разрешали общаться с Высшими Силами. В таком состоянии я видел нашу с Костей Любовь. Это была огромная скала, переливающаяся всеми цветами Радуги. В том мире, где стоит наша Любовь, многие катаклизмы пытались разрушить её. Но она стояла, даже во время сильнейшего землетрясения, ни один камушек не упал с неё. Вокруг нашей Любви была Аура, она светилась ярче Солнца, и никто не мог преодолеть её, чтобы подступиться к Скале. Лишь я пролетел сквозь неё, и, кувыркаясь в невесомости, купался в теплых, цветных лучах, исходящих от нашей Любви. На равнине, вокруг скалы росла высокая трава. Под порывами тёплого ветра она меняла цвет, как кожа хамелеона. Я лежал, приминая её, и мне казалось, что в этот момент, рядом со мной был Костя.
А ещё я чувствовал свою Любовь. При изменённом состоянии сознания, она бурлила во мне, приятно щекоча моё тело изнутри. Однажды, будучи под кислотой, я сказал Костей о том, что внутри меня кипит любовь, но он просто улыбнулся, погладив меня по голове. Глупый, не воспринял это всерьёз.
Я слабый и зависимый человек. Единственная сильная сторона моего характера – Любовь к Косте. Это моя движущая сила, заставляющая жить. Сегодня в ванной, по своей безмерной глупости, я пытался убить её. Я не смог, и никогда не смогу этого сделать. Прогнав Костю – я лишил себя смысла жизни. Ведь всё, что я делаю на этом свете - я делаю для Костеньки.
Начну с простого. Я трясусь над своей внешностью. Ухаживаю за своим телом, волосами. Покупаю модные шмотки. Но мне безразлично моё здоровье, если бы Кости не было рядом со мной, я был бы уже мёртв. Только ради него я бросил тяжёлые наркотики, только ради него, я стараюсь не перепивать, только ради него я пью какие-то таблетки от печени, от желудка и от прочих моих недугов. Я держусь за жизнь только из-за того, что в ней есть Костя. И я никогда по доброй воле не смогу оставить его – даже если он озвереет, и будет ежедневно избивать меня, даже если он умрёт. Я просто пойду за ним. И мы будем жить в том странном, переливающемся, цветном мире, где стоит Скала нашей Любви.
- Костя-а-а! – кричу я в черную пустоту нашей комнаты.
Тихо. Только в окно стучится дождь.
***
Я уставился в темноту. Я не могу спать. Я не могу трезво мыслить. В голове, как диафильм, прокручиваются воспоминания.
Мне шесть лет. Именно в этом возрасте мне пришло постыдное осознание того, что мне хочется к «дяденьке». На нашу лестничную клетку переехал бывший десантник, майор запаса. Шикарный мужчина. Мускулистый, высокий, на руке татуировка с парашютом. Он сдружился с отцом, и часто приходил к нам в гости. Меня, мальчишку с огромными серыми глазами и белобрысыми волосами до плеч, тянуло к этому бравому мужчине как магнитом. По какому-то подсознательному зову, я вился под его ногами, впитывая каждый его жест, каждую черту его лица.
- Дядя Вадим, дядя Вадим, а расскажи про армию, - вот они, волшебные слова, произнося которые, я попадал в сказку. Десантник сажал меня на колени, я крепко-крепко прижимался к нему, вдыхая его терпкий аромат, состоящий из трёх компонентов: сигареты «Друг», одеколон «В полёт» и специфический запах его тела. Как сейчас помню – меня абсолютно не волновали его армейские байки, их я слушал в пол уха. Мне гораздо больше нравилось ощущать его большую мозолистую ладонь, которая придерживала меня за талию; мне гораздо больше нравилось проводить своими тонкими пальчиками по выбившимся из-под майки-тельняшки волосам, которые густо покрывали его грудь. Ночами, сам не понимая своих желаний, я мечтал усесться к нему на колени голышом, и чтобы он меня щекотал, дул мне в ушко и целовал в лоб и в щёки, только не так, как это делала мама, а по-взрослому. С такими безумными фантазиями, относительно дяди Вадима, я жил до четвёртого класса.
Когда я учился в четвёртом классе, у нас появился новый физрук. Совсем молодой, крепкий парень, выпускник физкультурного факультета. Помню свою реакцию на него. Перекличка.
- Малафеев, - выкрикивает он мою фамилию, а я стою, выпялившись на него, и молчу.
- Пацан, ты Малафеев? – он подо | 
