***

         До встречи с Костей моя жизнь представляла собой сплошное душевное страдание. После того случая в раздевалке, я смирился с тем, что мне нравятся мальчики. Я принимал себя таким, какой я есть. Женственным, хилым, слабым, зависимым, маменькиным сынком. Меня изводило другое. Я мечтал, чтобы кто-то близкий, сильный, смелый, был рядом со мной, таким нежным и хрупким. Когда я гулял, у меня подгибались колени, когда я видел высоких, широкоплечих мужчин,  так не похожих на меня. Я хотел, чтобы хоть один из них, подошёл ко мне, отвел светлую чёлку со лба, поцеловал в мои мягкие губы, обнял, и больше никогда не отпускал. Сколько слёз я выплакал из-за этого. Я грыз подушку, чтобы не было слышно моих всхлипов. Я завидовал «натуральным» парочкам, которые целовались, гуляли, держась за руки… А я, красивый, лучше любой девчонки, ходил и просто глотал слюни, глядя на представителей мужского пола. После одной неудачи, я боялся сделать первый шаг…

         Единственную радость и успокоение я находил в музыке. Это была моя отдушина. Слушая её, я чувствовал себя живым и достойным счастья. Я представлял себя, стоящим на сцене, терзающим электрогитару, тысячи людей воют от восторга, а я кручу головой, тряся своими белобрысыми, почти до пояса волосами.

 Восьмой класс. Пятнадцать лет. Мы с Додькой сбежали с последних уроков, чтобы успеть на почтамт до обеда.  Двоюродный брат Давида, Юрген, который  жил в ФРГ, прислал ему посылку, обещая, что это будет «супер-пупер». Внутри фанерного ящика лежала кассета, которую, мы, волнуясь, вставили в громоздкий, советский видик. Из колонок на меня хлынула волна звука. Жесткий рёв гитар, бешеный ритм ударных. Барабанщик отырвался по полной, второй гитарист, стоя на возывшении затянул классное соло. На сцену выбежали солисты. Оба с длинными, чёрными, вьющимися волосами. На лицах – нарисованы чёрно-белые маски. Одежда – некое подобие обтягивающих трико, украшенных шипами и блестками. На накачанной груди – вырезы, через которые пробивались кудряшки. Забитый до отказа стадион, ревел. Тот солист, у которого на одном глазу была нарисована звезда (Пол Стэнли), зарядил угарный рифф на своей гитаре. Я вздрогнул. Потом, он запел, мелодичным, немного хрипловатым, но безумно красивым голосом:

Searching in the darkness, running from the day
Hiding from tomorrow, nothing left to say
Victims of the moment, future deep in doubt
Living in a whisper till we start to shout
We're creatures of the night, we're creatures of the night.

  Это был концерт в поддержку диска Creatures of the Night, группы KISS. Уже со второго куплета, я начал колбаситься, скакать по Додькиной квартире и орать: «I`am the creature of the night». Эта музыка произвела на меня неизгладимое впечатление. Теперь, я был не просто Максимом-педиком. Я называл себя Созданием ночи, Макс-металлист. Не такой, как все. Совсем-совсем не такой. Отдавая все карманные деньги на подпольные записи KISS, Motley Crue, Cinderella, WASP, Poison, Guns`n`Roses, я приобщался к металлической культуре бурных 80ых. Эта музыка, образ музыкантов рождали во мне протест, давали мне невиданный душевный подъем. Мне казалось, что я могу свернуть горы. Я стал увереннее в себе. Я щеголял по улицам в узких варёных джинсах и косухе. Простые спортивные парни уже не пробуждали во мне такого трепета, как прежде. Я искал свою половинку, живущую в одном ритме со мной, под Музыку glam-metal.

       Первый курс политеха. Впервые, я увидел Костю в столовой, это была середина сентября. Его рыжая грива и сильное тело, скрывающееся под самопальной футболкой с KISS, показались мне чем-то не достижимым. Он стоял в начале очереди, я – в конце. Мне безумно хотелось подойти к этому металлисту, что старше меня на год, непринуждённо заговорить, типа: «О, ты тоже любишь металл… Не хочешь винилом или кассетами обменяться?» Но я струсил. Это рыжий жеребец даже не смотрел в мою сторону. Я боялся, что он надо мной посмеётся.

       Первое октября. Я, и ещё десяток моих сокурсников готовились к Посвящению в студенты. Говорили, что придёт кто-то со второго курса. Ванька, мой одногруппник, сказал, что это будет рыжий металлист. Я сразу понял - это тот парень, со столовой. Стук в дверь, я бросаюсь к ней. Открываю.

- Я со второго курса, пришёл вам помогать, - бросает он. Я замер, любуюсь им.

- Впусти меня уже, - сварливо выговаривает Костя, начиная раздражаться.

- А… - пропускаю его, и понимаю, что нужно привлечь его внимание… не важно как, лишь бы пообщаться с ним, познакомиться. Не нахожу ничего лучше, кроме как преградить ему путь:

- Дай пройти, - толкает меня. Какие у него сильные руки!

- Не горячись, рыжий, - изображаю абсолютное спокойствие и дружелюбие. – Напишем сценарий – пойдем, покурим на крыльцо, там выскажешь все претензии в мой адрес.

- Не указывай мне, - плюёт он, и садится рядом со Смирновой.

- Я просто предложил, - развожу руками и сажусь напротив его. Рассматриваю. До чего же красивый парень! Как хочется распустить его волосы, завязанные в тугой конский хвост, и уткнуться в них носом. И ощутить прикосновения его рук на своей коже. Какой он настоящий, живой, эмоциональный. Я хочу принадлежать ему, всегда, без остатка. Под конец обсуждения меня била слабая дрожь – лишь бы он пошёл со мной покурить… Лишь бы побыть с этим парнем ещё минуту!

- Ну что, пойдём курить? – спрашивает он, схватив меня за шкирку. У меня сердце пропускает удар.

- Пойдём, только отпусти меня, пожалуйста, а то шейка болит, - клянчу я.

- Шейка болит, - передразнивает меня, и мы идём на крыльцо университета.

Я использовал все свои волевые резервы, чтобы не повиснуть у него на шее и не закричать: «Костенька, я только для тебя!»  Он согласился пойти ко мне домой… за футболками… А дома… понял, что его тянет ко мне, не менее, чем меня к нему. Наш первый поцелуй. Грубый, страстный, такой настоящий… Я никогда не забуду его. Костины ладони, которые сначала робко, а потом уверенно скользили по моему телу, задрали майку, чтобы прикоснуться к моей фарфоровой коже. У нас обоих стоял так, как никогда до этого, мы тёрлись друг о друга, задыхались от ощущений. И оба знали: это правильно, это для нас. Мы как цельный комплект. Костя – главная вещь, а я – принадлежность. Как принадлежность идеально подходит к главной вещи, так и я, идеально подошёл к нему, растворился в его объятьях, чтобы он больше никогда не отпускал меня.

     Встретив, наконец-то свою любовь, я не мог заснуть и плакал, только не от одиночества как это бывало раньше, а из-за бесконечной радости. В эту тёплую осеннюю ночь,  я поклялся себе, что буду беречь эту Любовь как ничто другое. И сейчас, я, кретин, всё разрушил: «Надоело… Надоела твоя грубость… Оставь меня…».

***

- Костя-а-а! – скидываю с себя одеяло и кричу. Спрыгиваю с кровати, натягиваю халат, кое-как обуваю тапки, и, достав Костин пуховик из шкафа, выбегаю на улицу. Уснувшая консьержка, сидящая на первом этаже продрала глаза, и проводила меня заинтересованным взглядом.

- Костя! – выбегаю во двор, освещённый фонарями. Новенькие скамейки у трёх подъездов нашего дома пусты. На детской площадке гуляет ветер.

- Костя… Где ты? – путаясь в полах халата, бегу к нашему гаражному блоку, что находится на цокольном этаже. Было видно, что рыжий машину не брал.

- Костя! – поднимаюсь по покатому спуску к гаражам. Внимательно осматриваю двор – ни души. На улице идёт первый апрельский дождь. Снег ещё не везде растаял. На асфальте – слякоть, которая так и норовит проникнуть в мои шлёпки. Я мёрзну, волосы вмиг намокают под холодными каплями. Понимаю, что в таком виде выгляжу глупо, но  я готов обежать весь город, лишь бы найти Костика. Шестое чувство подсказывает мне, что нужно отправится на аллейку, что раскинулась недалеко от нашего дома. Она ведёт к основной улице, где проходит главная автострада района.

- Костенька, - спотыкаюсь, бегу по пустынной улице, поворачиваю на аллею. Из десятка фонарей горят только два – в начале и в конце. Прищуриваюсь, и вижу, что где-то вдалеке мерцает красный огонёк, словно кто-то курит.

- Костик! – выдыхаю я, и мчусь туда, к этому призрачному огонёчку. Спотыкаюсь, падаю, растягиваясь на мокром асфальте. В кровь расцарапываю ладони, притормозив ими, но быстро встаю и снова бегу к своей цели, мокрый и грязный. На самой крайней скамейке вижу знакомую фигуру, освещаемую тусклыми лучами фонаря. Окурок полетел вниз.

- Костя! – кричу, что есть мочи. Пустая улица отзывается эхом: «Я-я-я!». Ноль эмоций. – Костенька, это же я! – плаксиво выговариваю.

- Я же тебе надоел… Зачем пришёл? – не глядя на меня, произносит он.

- Ты тоже сказал, что тебе надоело… - начинаю спорить.

- Но ты ведь первый заявил об этом, - возражает Костя.

- Рыженький! Котик мой! – подбегаю к нему ближе и падаю на колени. Не рассчитываю падение, и скольжу голыми коленками по асфальту, сильно изодрав их. Как в детстве.

Дождь усиливается.  Крупные капли затекают мне на шиворот и попадают на оголившуюся грудь. Начинаю стучать зубами. Костя, наконец, оборачивается, в его глаза ярость.

- Встань, придурок! – хватает меня за руки и, вздёрнув, сажает на скамейку.

- Идиот… - рыжий поднимается и продолжает приговаривать. – Клинический идиот!  

Я смотрю на него и невольно улыбаюсь, чувствую, что в его голосе нет злости.

- Вот даун! – Костик закрывает лицо ладонями. – Ты бы ещё в одних плавках за мной побежал, - снимает с себя пальто и набрасывает мне на плечи.

- Домой, скорее, домой! – орёт он, и указывает пальцем в сторону дома.

- А ты? – взволнованно спрашиваю я, вскочив со скамейки.

- Куда я денусь?... – усмехается он. Я прижимаюсь к нему. Вижу, что по его щекам текут струйки воды. Капли дождя или слезы…?

- Костя… - слизываю языком одну из струек. Солёная. – Ты плакал…?

- А что, мне смеяться в такой ситуации? – шепчет он, положив мне руку на плечо. Рыжий плакал… Ведь он такой сильный, волевой. Настоящий боец. На моей памяти только пара раз, когда он прослезился. А сейчас, соленые капли бегут по его лицу.

- Костя…

Котов смотрит на мои ноги.

- Макс! Ты ещё и в тапках! – выдыхает он, и берёт меня на руки. – Домой, пить горячий чай!

Он несёт меня как пушинку, будто мой вес для него – ничто. Он быстро преодолевает аллею, а я шепчу ему на ухо:
- Ты ведь знаешь, Костенька, я рожден для тебя. Всё, что я делаю – только для тебя… Не оставляй меня одного… Прошу, никогда не оставляй. И я тоже никогда тебя не брошу. Даже после смерти!

Входим в подъезд. Снова разбудили консьержку. Краем глаза замечаю, что она смотрит на нас и улыбается. По-доброму, сопереживая, радуясь, что у нашей неспокойной парочки снова всё наладилось. Интересно, сколько ссор прошло перед её глазами, когда, то я, то Костя, выбегали из подъезда, или орали на всю лестничную клетку…

Подойдя к двери, Костик ставит меня на пол и отпирает дверь. Мы входим в квартиру.

***

- Скорее, под одеяло! – командует Костя.

- Я хочу с тобой, - тяну его за рукав.

- Горячий чай заварю и приду, - порывисто, крепко, обнимает меня, - Максим, ты ведь от любого сквозняка простываешь, иммунитет у тебя - никакой…  Додумался – выбежать на улицу в таком виде! Иди, прогревайся. Ведь меньше, чем месяц назад болел.

Подчиняюсь своему мужчине. Иду в спальную, попутно захватив фото, которое я снял со стены. Вешаю его на место. Раздеваюсь до гола, и кутаюсь в одеяло. Через некоторое время объявляется Костик с кружкой горячего чая и расчёской.

- Рыжик, пусть чай постынет немного… Ты же знаешь, я не люблю горячее.

- Смысл его тогда пить? – бурчит рыжий.

- Я могу язык себе обжечь… Как я тогда тебя буду ротиком ублажать? – игриво оправдываюсь я.

- Тогда… - Костя ставит парящую кружку на тумбочку. – Пусть поостынет, но чуть-чуть. Давай я тебя расчешу пока, а то всё волосы спутались.

***

      Костик начинает аккуратно водить расческой по моим растрепанным, влажным волосам. Я подаюсь вперед, на каждое его движение и урчу, как кот.

- Максим… Расскажи мне про этого мента, - просит Костя.

Я поворачиваюсь к нему, целую в щетинистую щёку и соглашаюсь:

- Хорошо. На самом деле, всё просто… Синеоков – мой бывший одноклассник. Он перевёлся в мою школу, когда я восьмилетку заканчивал. После первой четверти…

Смотрю на Костика, он кивает, позволяя мне продолжать.

- Тогда Игорь выглядел лучше, красивее… Он боксёром был. Ну… а я урождённый гей… Он мне, конечно, понравился. Впрочем, он всем девчонкам понравился, и у меня не было шансов. Поэтому, я решил с ним просто подружиться. Додька на меня обижался, говорил, что ничем хорошим это не закончится, и был прав, - замолкаю.

- Что же случилось? – спрашивает Костя и прижимает к себе.  Я беру его за руку, набираю побольше воздуха и продолжаю:

- Видишь ли, он меня использовал. Я делал за него уроки… Я угощал его всякими вкусностями, которые папа из Москвы привозил… В общем, я делал всё, чтобы Игорь благосклонно относился ко мне. Наконец-то я решился… На выходных… Позвал его к себе, сказал, что у меня дома есть коньяк. Он сначала ломался, мол, не пьёт, так как спортсмен, но всё-таки мне удалось влить в него несколько рюмок… Костя, обними меня.

Рыжий сажает меня к себе на коленки, и я, накручивая его волосы на пальцы, запинаясь, рассказываю:

- Я опьянел, он тоже был хорош… Я сел с ним рядом и… п-поцеловал, - чувствую, как Костик сжимает мой бок. – Он сначала ответил, даже погладил меня по волосам, играл языком, я потом резко толкнул меня на пол, пнул ногой и, смеясь, сказал, что он не из «этих».

- Что потом? – шепчет рыжий.

- Он ушёл… Я всю ночь проплакал. А на утро, когда пришёл в класс, всё парни, кроме Додика, показывали на меня пальцем и дразнили «мужеложцем». Я этого не выдержал, и побежал на крышу школы, хотел спрыгнуть вниз… Мне было очень плохо. К счастью, Давид успел меня остановить, взял за руку, привёл в класс и сказал всем, типа: «А знаете, как Игорь узнал, что Макс педик? Наш боксёр сам пришёл к нему в гости и целовался с ним».

Костя усмехнулся:

- Да уж, твой Додик умеет стрелки перевести…

- А то, - улыбаюсь и трусь носом об его щёку. – Про меня все забыли, и стали чмырить Игоря. Он сломался, и перевёлся в другую школу через некоторое время. Вот так.

- Ясно, - гладит меня по голой спине. – Максим… ты любил его?

- Ты что, совсем? – хохочу я, а потом крепко целую Костю в губы. – Я любил, люблю и буду любить только тебя! Выкинь из головы эту историю…

- Почему ты не рассказывал мне об этом раньше?

- Я до сегодняшнего дня даже не вспоминал… С тех пор, как ты появился в моей жизни, остальные переживания оказались такими глупыми… Только Ваша рыжая персона стала занимать мои мысли, - звонко целую его в ушко.

- Что ты пообещал этой мрази в обмен на мои документы? - серьёзно произносит Костя.

- Три штуки… Завтра в 11 я должен передать ему…

- Где? – Костик кладёт мне ладонь на щёку.

- В сквере имени Лёни Голикова, - отвечаю я, и льну губами к его шее.

- Завтра пойдём вместе, - решает Костя.

- Но…! – восклицаю я.

- Никаких «но»! – кладёт меня на спину, и нависает надо мной. – Максик, это всего лишь капитан ГИБДД. Всё будет хорошо. Завтра разберёмся… а тебя он просто припугнул, желая поиметь с нашей семьи бабла.

- Костик… - шепчу я. – Я очень женственный, да? Сегодня так вообще… почти весь день ревел…

- Было много поводов для слёз, - рыжий наклоняется ко мне и обводит своим язычком контур моих губ. – Ты не женственный… ты – капризный мальчишка, и всегда таким был.

- Это плохо? – провожу своими длинными пальцами по щекам, тронутым рыжей щетиной.

- В этом весь ты, - невесомо целует меня в лоб.

- Хочешь, я завтра приготовлю твою любимую картофельную запеканку с мясом? – приподнимаюсь на локте. Костя, взбив свою подушку, ложится рядом.

- Хочу, очень хочу… Макс, ложись ко мне, - мягко просит он, и я, обняв его одной рукой за шею, устраиваю свою голову на его груди. Костя запускает свои пальцы в мои волосы, а другую ладонь кладёт мне на спину, время от времени поглаживая её. Гасим свет.

- Давай спать, - шепчет Костя. – Сегодня был сложный день.

- Давай, - ещё сильнее прижавшись к нему, закрываю глаза, предварительно чмокнув Костика в грудь, покрытую жёсткими, рыжими кудряшками.

- Максим… - сильные пальцы пробегают вдоль позвоночника.

- Ммм?

- Я люблю тебя… Очень люблю, - у Кости дрогнул голос.

- Знаю… - поднимаюсь чуть повыше, утыкаясь макушкой в его подбородок. – Я тоже. И не могу без тебя.

- Да, - довольно выговаривает Костя. Я знаю, он сейчас улыбается.

***

    В кольце Костиных рук я быстро засыпаю. Из памяти улетучиваются все передряги, случившиеся в этот день. Я прощаю Костику все его слова, сказанные в пылу ярости, всего его удары. Костя простил мои капризы и истерики. Мы спим, чувствуя, тепло друг друга. Это была не первая, и, конечно, не последняя ссора. Но я знаю одно: как бы мы не ругались в дальнейшем, мы всё равно будем вместе, так как не сможем жить порознь. У нас настоящая, любящая семья, пусть этого не признает закон и широкая общественность. Пусть у нас нет дурацкого штампа в паспорте. Браки заключаются на небесах, это как раз наш случай.