***
Подняв воротник кражистой косухи, я стоял на крыльце нашего политеха и докуривал сигарету, которую сильный порыв ветра едва не вырвал из моих пальцев. Погода резко поменяла свой вектор. За ночь ушло тепло, и на весь северо-запад, в том числе, и на наш город, обрушился циклон. Кристально-чистое небо, заволокли тяжёлые, свинцовые тучи. Почти весь день шёл мерзкий, мелкий дождь, к вечеру сменившийся мокрым снегом. Вот они, причуды небесной канцелярии.
Мы с Максом уже две недели вместе. Невозможно описать словами, как меня плющило от неведомого ранее чувства.
Пятница, и сегодня я так и не смог пересечься с Максимом. Его лекции начинаются с 14:00, а я свалил из универа в полдень. Сидел в четырёх стенах квартиры, как тигр в клетке, и понял: если не увижусь с Малафеевым – не засну. Забив на поганую погоду, обмотав вокруг шеи шарф и «упаковавшись» в косуху, я поехал встречать Максима из университета.
Восьмой час вечера. На улице уже зажглись фонари, а по небу будто разлились чернила. Мне надоело мерзнуть на крыльце, и я завалился в здание. До конца лекций оставалось 15 минут. Я пристроился в вестибюле, у зеркал, так как знал, что Макс всегда первым делом идёт туда. Прихорашиваться. В университете было тихо, у большинства групп занятия давно закончились, и только пара-тройка курсов с разных факультетов торчали вечером здесь, неудачники. Наконец-то, со стороны лестницы раздался гул десятка голосов. Я отошёл от зеркал и подошёл к лестничной клетке, посмотреть, кто идёт. Губы расплылись в улыбке – 1ый курс ПОВТ. Знакомые первокурсники, проходя мимо, кивали мне. Я приветствовал их в ответ, судорожно выглядывая Макса, но его не было видно.
Все уже спустились, а я, как дурак, стоял на ступеньках и не знал куда идти. Обречённо припав спиной к стене, я прислушался к голосам в коридоре.
-У тебя такие способности, - нудно говорил Спиридонов, препод по матану, - А ты глупостями на лекциях занимаешься, Малафеев. Лучше бы формулы записывал, а не журналы иностранные читал. В следующий раз поймаю за этим делом – порву желтую прессу в клочья!
- Ладно, - протянул Макс. – Я больше не буду. - Услышав знакомый голос, я подпрыгнул от радости. – Журнал-то отдайте.
- Завтра заберёшь! – пробасил доцент. – А я почитаю, что в этом Керранге пишут, - Романович мужик с претензией. Обломал Малафеева.
Спиридонов пошаркал к себе на кафедру, а Максим быстрым шагом направился к лестнице, где я и поджидал его.
Я встал, расставив руки и ноги в стороны, тем самым, преграждая путь сивому.
- Чирик за проход, - изображаю вымогателя, с хитрым прищуром глядя на Максима. Он криво улыбнулся и заискивающе поинтересовался:
- А натурой можно расплатиться? Картинно закатываю глаза и чешу лоб, типа глубоко задумался.
- Так будет даже лучше, - подмигиваю я, и протягиваю руки вперед, чтобы обнять Макса. Он шагнул навстречу мне, и воровато оглянувшись, коротко и целомудренно коснулся моих губ.
- Погода плохая… - расстроено проговорил он. – Может, пойдём ко мне сразу?
- Давай, - хищно сжимаю его задницу, обтянутую узкими джинсами. Малафеев хихикнул и покраснел. В хорошем настроении, не смотря на мокрый снег и промозглый ветер, мы покинули университет.
- Лучше бы пешком пошли, - хлюпнул носом Максим, зло окидывая взглядом забитую остановку. Крупные хлопья снега, вперемешку с моросящим дождём, валили с небес. Мы стоим уже полчаса, переминаясь с ноги на ногу, дожидаясь нужного автобуса.
- Я предлагал, - с лёгким укором, замечаю я.
- Ладно, - куксится Макс, - Что ж теперь… - вздохнув, утыкается лицом мне в шею, не смотря на обилие людей вокруг.

- Максимка! – дверь открыла мама Малафеева – тёть Мила. – Весь мокрый! Говорила же: возьми зонт или одень шапочку.
- Ну маа-маа, - смущённо протянул Макс и потупил взгляд.
- Ой, Костенька! Как я рада тебя видеть! – всплеснула руками маман, увидев меня на пороге. – Так, мальчики, раздевайтесь и проходите на кухню! Будете пить горячий чай с пирожками.
- Папа в Москву уехал уже? -бросил Максим, намывая руки в ванной. – Мам, ты ему список покупок передала, который я составил?
- Да-да, Максимушка, - звонко ответила тетя Мила, суетясь на кухне.
- Костя, я сейчас переоденусь, а ты пока иди… - шепнул Макс, оставляя меня одного.
Я юркнул на кухню, и скромно сел на диванчике. До чего же Максим похож на свою мать! Буквально одно лицо, только тётя Мила ещё утончённее, и глаза у неё голубые, а не серые.
- Как я рада, что вы подружились, - защебетала она. – А то Максимка всё один, да один. Сам себе на уме. Только Доденька с ним сдружиться сумел… И вот ты теперь, Костя, такой приятный юноша…
- Мама, перестань, - сварливо потребовал Максим, появившийся в дверях кухни. Он надел бордовый атласный халат, длиной до колен. Свои волосы он собрал на макушке в пучок, но несколько непослушных прядей выбились наружу и ниспадали на лицо. Я улыбнулся, глядя на него. До чего же красивый!
- Костенька, ешь, не стесняйся! – тетя Мила пододвинула мне блюдо с пирожками. – Вот эти с рисом и с яйцом, а вот такие – с клубничным вареньем.
- Максим, ты не рассиживайся, а ухаживай за другом, давай, хозяин! – улыбнулась она и погладила Макса по голове. Он смущённо посмотрел на меня, а потом закатил глаза. К его бесконечной радости зазвонил телефон.
- Это, должно быть, Тома! – пробормотала тётя Мила и побежала в комнату, брать трубку.
- Фух, - облегчённо вздохнул Макс, - С Тамарой она часа на два зависнет, это в лучшем случае. Ой! – всполошился он. – Я же должен за тобой ухаживать, - подмигивает.
***
Максим разлил чай по кружкам.
- Тебе три ложки сахара? – спросил Малафеев.
- Уже запомнил, что я люблю сильно сладкий чай? – улыбаюсь как дурак. В глубине душе мне стало очень приятно, что за такой небольшой срок отношений, Максим запомнил некоторые мои предпочтения. Хотя, я не отставал, и всегда помечал в памяти, что ему нравится, а что – нет.
- Да, - кивнул он, не глядя на меня. – И я думаю, что это правильно. Малафеев сел рядом со мной, и положил свою тонкую кисть на столешницу. Из соседней комнаты доносился звонкий голос тёти Милы, в кухне пахло сдобой, а моё бедро соприкасалось с ляжкой Максима. Поддавшись порыву, накрываю его кисть своей ладонью и крепко сжимаю её.
- Ой, больно, - Макс пошевелил пальцами, и я ослабил хватку.
- Прости, - виновато мямлю я, разглядывая невозможно красивое лицо Малафеева.
- Ерунда, -он пожал плечами и мягко улыбнулся. – Хомячь, давай, - пододвигает ко мне блюдо с пирожками.

- Я люблю тебя, - выдыхаю я, вместо того, чтобы наброситься на выпечку. Моё сердце пропускает удар. Наконец-то я сказал это! Сколько дней у меня в голове крутилась эта незамысловатая фраза, сколько раз я пытался подгадать удачный момент и унять глупый страх…
Максим замер, переваривая полученную информацию. Его молчание было пыткой для меня. Я напряженно смотрел на это белобрысое создание и очень надеялся на взаимность. Ведь у нас так всё хорошо складывается… Почему он молчит? Неужели… не любит? Макс дёрнулся, а потом, одним движением руки, распустил свой пучок на макушке, и его волосы пшеничного цвета, каскадом упали вниз.
- За что любишь? – шепнул он, пристально рассматривая меня. Я думал, что сейчас потеряю сознание от волнения. Твою мать, нашёл что спросить! Откуда я знаю, за что? Как ему вообще в голову такой вопрос пришёл? Нет бы, сразу сказать: «Костя, отвянь», - или наоборот – «Костик, я тоже… того». Мучитель херов.
- Просто люблю, - растерянно отвечаю я, с толикой испуга, взглянув на Максима. Он робко улыбнулся и положил свои тёплые ладони мне на плечи.
- И я… тоже просто… - проводит пальцами по моей шее. – Люблю тебя, - едва слышно произносит он, не сводя с меня пронзительного взгляда.
Помню, как у меня закружилась голова от радости, и я заржал как конь, не сумев сдержать нахлынувших эмоций.
- Я сказал что-то смешное? – рассержено спросил Макс и обиженно надул губы.
- Бля, - обхватываю голову руками. – Ты не представляешь… - закатываю глаза и выдыхаю. – Я так рад, что… даже не знаю, что делать, - протараторил, продолжая смеяться.
- Лучше бы поцеловал меня, а не ржал, - пробубнил Максим.
Взяв себя в руки, я кое-как успокоился. Мы сидели как придурки, пялясь друг на друга. За эти две недели, мы, наверное, тысячу раз перецеловались. Казалось бы, что такого: как всегда, потянуться друг к другу, прильнуть к губам и засосать так, чтобы дыхание перехватило. Наверное, осознание того, что мы не просто вместе, а ещё и влюблены… перевели наши поцелуи на другой, более высокий уровень.
Закрыв глаза, я интуитивно прижался к Максиму. Поймав губы друг друга в сладкий плен, мы поцеловались, одновременно нежно и напористо. Я боялся сделать вдох, я не мог открыть глаза. Это было потрясающе: Макс, совсем рядом со мной, горячо отвечает на прикосновения моих губ; руки слепо скользили по его телу, спустив с плеч атласный халат; из комнаты доносился заливистый смех тёти Милы. Меня распирало от счастья, а ширинка джинсов грозилась разойтись…
За окном свистел ветер, и особо сильный его порыв, выбил слабо прикрытую форточку. Из-за этого, мы с Максом отскочили друг от друга. Я нервно схватил с блюда пирожок и жадно откусил сразу половину, типа я ем, ничего не было.
- Блин, ветер, - Максим поднялся и подошёл к окну, дабы закрыть форточку. – Ого! – присвистнул он. – На улице шандец настоящий творится.
Я лениво встаю с дивана, и с аппетитом жуя пирожок с рисом и яйцом, выглядываю в окно. Малафеев ещё мягко выразился. Не помню, чтобы погода так буйствовала в середине октября. Ветер чуть ли не ломал деревья, безжалостно сгибая их ветви под своим напором. Из-за пелены летящего снега, было практически ничего не видно.
- Оставайся на ночь, а? – предложил Максим, взяв меня за руку.
- Это удобно? – замялся я, хотя мне очень хотелось остаться.
- Мама будет только рада, ты что! – улыбнулся Макс. – Оставайся… в конце-концов… нужно… привыкать, - сивый многозначительно поднял брови.
- Была бы она также рада, узнав, что мы не просто друзья? – философски протянул я.
- Моя мама классная, - Малафеев прикоснулся к бархатному листку фиалки, стоящей на подоконнике в горшочке. – Рано или поздно, мне всё равно придётся раскрыться, - пожал плечами. – Она всегда меня понимала, и сейчас, думаю, тоже поймёт. А… ты как думаешь, что скажут твои?
Я промолчал. Всё-таки, наши с Максимом семьи достаточно различались.
Моя мама выросла в деревне, в Божонке, расположенной в нескольких километрах от города. Она окончила медицинское училище, и с момента выпуска, работает операционной медсестрой в областной больнице. Отец, тоже из деревенских, и, не смотря на то, что имеет высшее образование и должность главного инженера на предприятии, он простой и суровый мужик. Мама, по своей доброте душевной, возможно, и поняла бы мои чувства. Но батя… У меня по спине пробежал холодок. Мне страшно представить, какой разнос он может устроить. Наверное, даже придётся делать выбор: он или Макс. От таких мыслей у меня кошки на душе заскребли.
В отличие от моей семейки, с «совковыми» взглядами, родители Максима были людьми более «продвинутыми». Малафеев рассказывал, что его отец одним из первых начал тайно приторговывать валютой в нашем городе, и завозить сюда из заграницы шмотки для местных модниц. Мама Макса, закончила филологический факультет, и некоторое время работала библиотекарем. Однако, разжившийся на спекуляции муж, предложил ей более удобную роль домохозяйки, которую тётя Мила с удовольствием приняла. Максим не раз говорил мне, что завидует ей, и сам мечтает о такой жизни: никакой работы, а лишь забота о любимом человеке. Каждый раз, приходя к Малафееву, я пересекался с его матерью, которая расхаживала по дому в халате, стилизованном под кимоно, и часто курила заграничные сигареты, вставленные в длинный мундштук. Она очень улыбчивая и разговорчивая. На самом деле, Мила поддерживает любимого сына во всём: и в его увлечении тяжёлой музыкой, и в отращивании волос, и в поддержании «металлического» стиля. Его отец, высокий, худощавый и белокурый мужчина, лишь цокает языком и приговаривает: «Балуешь парня, балуешь». Да, такие предки, явно легче воспримут известие об ориентации сына…
- Мне бы домой позвонить, - ухожу от ответа я. – А то, боюсь, маманя вся изведётся.

Я и Максим пришли в просторный зал, обставленный дорогой мебелью. На мягком диване, обтянутом красным бархатом, лежала тётя Мила и болтала по телефону, вальяжно затягиваясь сигаретой, как всегда вставленной в мундштук. На полу стоял початый бокал с вином, а на подлокотнике расположилась пепельница.
- Мам, Костя остаётся ночевать, - ставит перед фактом Максим. Его мама мягко улыбнулась и закивала, продолжая слушать, что говорят по телефону.
- Мамуль, - Малафеев подошёл к дивану и, подняв с пола бокал, осушил его. Тётя Мила погрозила ему пальцем. – Дай Костику домой позвонить… - заканючил он.
- Томочка, я тебе перезвоню через пять минут, - прерывает разговор она и протягивает мне трубку.
Набрав знакомый номер, я с напряжением начал дожидаться ответа. Лишь бы трубку взял папа. Он спокойно относится к моим загулам, и не задаёт лишних вопросов. Не то, что маман, которая начнёт кудахтать: где я, не пью ли я, когда вернусь…
- Да, - я обрадовано выдохнул, услышав голос отца.
- Батя, это я. Слушай, тут такое дело… - накручиваю телефонный шнур на палец. – Короче, погода в конец испортилась… Я ночевать не приду, хорошо?
- Хорошо, - соглашается отец. – А у кого остаёшься? У подружки новой что ли? – игриво поинтересовался батя.
- У какой? – опешил я, уставившись в пол.
- Ну, с которой последние две недели возишься, - пояснил отец. – Я ж всё заметил: ходишь, как влюблённый идиот. Только домой заявишься и тут же уходишь. Только за полночь возвращаешься. Кость, я же всё понимаю, - засмеялся отец.
«Ничего ты не понимаешь», - удручённо думаю про себя.
- И мама, слышь, Костька, - задорно продолжил папа. – Видела неделю назад тебя, издалека правда, на остановке у Телекома. – Говорит, стоит Костя наш, рыжий, а с ним деваха, волосы длинные, блондинистые, почти до пояса, и худая-худая. Зато, говорит, в куртке как у тебя… В этой, в косухе…
- Ааа, - не знаю, где в этот момент была мать, но я в самом деле стоял с Максимом именно на этой остановке, ровно неделю назад. Тогда мы нагулялись в парке и поехали к Максу домой. – Да, ты прав, - промямлил я, желая, чтобы этот разговор поскорее закончился.
- Хоть бы познакомил, - протянул отец. – Ладно, - вздохнул он. – Смотри, не наделай делов там! Чтоб раньше времени не окольцевали, - смеясь, пригрозил отец.
- Ладно-ладно, - выговорил я, и повесил трубку.

- Наверное, пора спать, - Максим разобрал свою широкую тахту и взбил подушки.
- Какой спать? – удивился я, глядя на электронные часы, висящие на стенке. – Всего десятый час…
- Я… как-то устал, - невнятно промямлил Макс и, скинув с себя халат, в одних трусах забрался под одеяло. Малафеев включил вычурное бра, висящее на стенке над тахтой.
- Выруби большой свет, плиз, - попросил он, кутаясь в одеяло. Я щёлкнул выключателем, и, задёрнув тяжёлые портьеры начал раздеваться. Всё это время, Максим заинтересованно смотрел на меня. Я аккуратно сложил джинсы и футболку на кресле и устроился рядом с Максом.
- Вот… - он выключил бра, и в комнате стало совсем темно. Только табло электронных часов испускало лёгкое зелёное сияние. – Спокойной ночи, - Малафеев неуверенно чмокнул меня в щёку, и, опустив подушку, лёг на спину и закрыл глаза.

- Не поверю, что это всё, - пьяно произнесла Алёнка, хрустя корнишоном.
- Конечно не всё, - улыбнулся я, и сжал бок изрядно захмелевшего Максима.
- И что было-то? – заинтересованно протянула Алёна, открывая уже третью бутылку спиртного. Я посмотрел на Макса, и увидел, как покраснели его щёки. Я знал – виной тому вовсе не алкоголь, а воспоминания.
- Что было дальше – уже не твоего ума дела, - хохочу я. – Самое главное я рассказал… А самое интересное пусть останется за кадром.
- Вот ты… п-п-п… педик ты, папа, - с шуточным укором выговорила Алёна, разливая коньяк.
- Знаю-знаю, - безо всякой обиды на дочь, улыбаюсь я и обнимаю Максима, который смотрящего на меня пьяными глазами. И в его серых глазищах отражалось то, что было дальше той памятной ночью.

Мы лежали под одеялом, уставившись в потолок. Наши плечи едва соприкасались, и меня била лёгкая дрожь от этого едва ощутимого, но приятного контакта. За стеной говорил телевизор, видимо, шёл какой-то фильм. Максим дышал тихо, и, как мне показалось, боязливо. Мне надоело лежать так, словно мы не родные, будто мы не любим друг друга. У меня уже крепко встал, от одного осознания, что рядом со мной лежит Макс. Я включил бра. Малафеев зажмурился и что-то пробурчал. Скинув с нас одеяло, я встал на колени и стянул с себя трусы.
- Костя, - прошипел Максим, но я уже потянул за резинку его труселей, и ему ничего не оставалось делать, как только приподнять задницу, позволяя снять их с себя.
Мы стояли на коленях, тесно прижавшись друг к другу. Внизу живота приятно ныло, а наши члены сладко прикасались друг к другу. Макс гладил меня по изгибу поясницы и по ягодицам. Я, прерывисто дыша, обводил большим пальцем его соски. Убрав светлые волосы назад, я неожиданно припал губами к шее Малафеева, прикусив нежную кожу. Максим откинул голову назад, что-то пролепетал и болезненно сжал мою пятую точку своими длинными пальцами.
- Ты только сегодня понял? – прошептал он, зарываясь в моих волосах. Ну что за привычка, задавать вопросы в разгар… Облизав его шею и игриво закусив кожицу на ключицах, я протянул:
- Что именно?
- Что любишь меня, - припадает своим лбом к моему.
- Нет, - легонько качаю головой. – Я… может, уже на следующий день после знакомства понял, что попал… Просто, сказать боялся, - целую в щёку.
- Рыжий придурок, - ласково шепчет Максим, и, не позволяя мне ругнуться в ответ, накрывает мои губы. Сопротивление бесполезно. Я позволяю сивому зацеловывать меня, проводить языком по нёбу и внутренней стороне щёк. Охваченный желанием, я скольжу ладонью вниз и проникаю в горячую складку между его упругими ягодицами. Причмокнув от удовольствия, надавливаю на тугое колечко ануса, а Максим резко прекращает поцелуй и отталкивает меня. Я простонал, когда наши тела разъединились, и воздух квартиры словно обжёг мою кожу. Макс покраснел, взволнованно осмотрел комнату и прошептал:
- Костя… Я что-то палюсь, - конечно, понимаю его волнение. Первый раз, в соседней комнате сидит мама…
- Если ты не хочешь, или не готов… - выдавливаю я.
- Я хочу и я готов, - возражает Максим, снова прижавшись ко мне и обвив руками. – Просто… боязно мне, - он захихикал. – Мне 15 лет было, когда я купил пачку гондонов в аптеке, - прикусывает мою мочку. – Потом, натянул один из них на швабру, - Малафеев разразился приступом хохота. – И решил, что хоть «на пол шишечки», как говорится… - от смеха, у него на глазах выступили слёзы.
- И что было-то? – хохотнув, поинтересовался я.
- Что-что! – фыркнул он. – Ведь…эта…ручка у швабры, ну или как её, толстая была. А очко моё ни фига не разработанное, да ещё и без смазки. В общем, я резко как-то насадился на пару сантиметров и также резко соскочил со слезами на глазах. Ох, больно было, - певуче выговорил он.
- Бедняга, - лижу его ушко и укладываю на кровать. – Может, всё-таки, начнём хотя бы первичные действия по разработке твоей «скважины»?
- Ну… - Максим замялся. – Да, сегодня можно начать с «первичных», - хихикнул он и развёл ноги… - А для остальных «изысканий», уверен, у нас с тобой ещё куча времени, - прошептал он, прежде чем прильнуть к моим губам.