У меня был карманный календарик. Иногда, я поглядывал на него, чтобы не потерять счёт времени. Ведь в лагере, каждый день - «День Сурка». Когда Лёшу водворили в ШИЗО, уже в первые сутки его отсутствия, я испытал острый приступ тоски. Когда Алёша отбывал своё наказание в изоляторе, я смотрел на календарик ежедневно. Так становилось немного легче, потому что числа не врали, и я знал – двухнедельный срок, утекает, как песок сквозь пальцы.

23 марта – эту дату я обвёл кружком в своем календаре. В этот день Лёшку должны выпустить из изолятора. Проснувшись, я первым делом вскочил с кровати, и посмотрел в сторону «петушиного закута», понадеявшись, что Алексея вернут обратно в барак утром, после подъёма. Но его не было, и я изрядно погрустнел. Сосед по шконке, Гонг, заметив мою кислую мину, присвистнул, подозвав меня. Свесившись со своего второго яруса, он любопытно проговорил:

- Соскучился по своей «девахе»?

- Есть немного, - равнодушно ответил я, глядя в окно.

- Слыш, Кулак, базар есть, - Гонг спрыгнул вниз, и сел на койку рядом со мной.

- В чём дело? – интересуюсь я. – Достать чего надо? – криво улыбнувшись, смотрю на братка.

- Не, другая тема, - покачал лысой головой Гонг. – Слышь, меня, конечно, не манёт, почему ты к этой Ленке так прикипел… - начал он. – Но ты б осторожнее с ней свиданки назначал, хоть в разное время. Я те как кенту советую, слышь. А то уже год, и ты как часы в пятницу… По братве могут слухи поползти плохие, - зловеще смотрит на койку Ключа. – Ведь люди подумают, что ты серьёзно запал на петуха, Кулак, - округляет глаза. – А это, барыга, позор, слышь.

- Слышу, - отмахиваюсь я. – За предупреждение спасибо. Но ничего такого нет, - нагло вру. – Просто я думал, раз есть возможность постоянно использовать партнера, почему бы, это не проделывать…

- Ну, тогда всё ништяково, - улыбнулся Гонг и начал застегивать свою потёртую робу.

***

   Алёшку выпустили только к обеду, и выглядел он не лучшим образом. За две недели в ШИЗО, на урезанной пайке, состоящей из жидкого супа из начинавшей тухнуть рыбы и несвежего куска хлеба, он осунулся, побледнел. Шатаясь, он шёл по бараку, и, дойдя до своей кровати, бессильно завалился на неё. Все трудяги были в цехах, но Алёшу освободили от работы. Оказывается, он заболел. В принципе, это не удивительно. Я как-то спросил Гонга про условия в изоляторе, и он в красках расписал мне все «прелести» этого места. Весь ШИЗО состоит из одиночных, маленьких, почти не отапливаемых камер. Под самым потолком зияет небольшое зарёшеченное окошко, а над дверью – слабая лампочка. Стены, как правило, не крашеные, просто голый бетон. Пол такой же. Кровать – железная, проржавевшая от сырости. Матрасов, обычно нет – спи на голом железе. Вместо одеяла – простыня. Ну, и, само собой, вонючая, выгребная параша. Гонг заметил, что хуже всего сидеть в ШИЗО в холодные времена года – ведь батареи почти не топят, от стен и пола так и сифонит прохлада. В таких условиях можно простыть уже через несколько дней пребывания там. Вот Алёша и заболел. Вернувшись из ШИЗО, целый день он лежал в кровати, кутаясь в одеяло и, изредка, приподнимался на локте, чтобы посмотреть на меня.  

     Ночью его разобрал кашель. Кто-то из соседей постучал его по спине, но и это ему не помогло. Мне казалось, что он просто захлебнётся кашлем во время приступа.

- Кто там дохает? – рявкнул Ключ. – В сортир давай, чтоб харю плющить не мешал!

Алёшка выполнил указание пахана, и, накинув на плечи одеяло, потащился в туалет. Я решил, что просто обязан пойти за ним.

    Лёха стоял склонившись над писсуаром, и пытался откашлять слизь, скопившуюся в горле. Его бил озноб, на лбу, под глазами и на висках выступил холодный пот.

- Алёша, - обнимаю его за плечи и притягиваю к себе.

- Юля, заразишься, - хрипит он, отворачивая лицо.

- Давно ты так? – взволнованно спрашиваю я, гладя по растрепанным, немытым вихрам.

- Да вот, под самый конец сморило, - жалостливо проговорил Алёшка, утыкаясь мне в шею. – Там же дубак, градусов 10-15 было, не больше. А я в одной робе сидел, и в простынку кутался.

Я разгневался. Разве можно так относится к людям? Тем более, к моему Алёше? Тесно прижимаю к себе мальчика, чувствуя, как его трясёт.

- С утра мёрзну, никак не согреться, - мямлит он. – С тобой, теплее становится. Юль, ты опять рискуешь, - с испугом смотрит на дверь в сортир.

Не слушая, целую юношу в лоб. Он весь горел.

- У тебя жар, - констатирую я. – Сороковник точно набежал. Нужно срочно в лазарет.

- Не смеши, - выдохнул Алёшка. – К утру всё пройдёт, уже четвёртый день болею. Что там, в больнице… Из лекарств только анальгин, аспирин и касторка. А если в общее крыло поселят, зэки ж знают, что я… ну, ты понимаешь. Могут вообще под кровать, на пол определить…

- Лёш, какие проблемы, я договорюсь, тебя в нормальное место положат, лечить будут… - заботливо глажу мальчика по подрагивающей спине.

- Юлька, не надо, ты и так много для меня делаешь, - целует в щёку и смотрит в глаза, взглядом, полным тепла. – Давай постоим ещё немного… и на боковую, чтоб тебя не запалили…

***

   Наутро Лёше стало хуже. Он с трудом вышел на построение отряда, а под конец переклички, и вовсе упал с ног, не дойдя до «закута». Оказалось, у него был жар – 40,5 градусов. Его всего мутило, взгляд рассеянный… Алёшу нужно было срочно госпитализировать. Я договорился с заместителем начальника отряда – толстомордым Авдеевым, чтобы он взял этот вопрос под контроль. Благодаря щедро отваленным мною бабкам, Лёшку поместили не в общее крыло, а в «блатной бокс», купили хороших лекарств, чтобы он скорее поправлялся.

   К сожалению, мне даже за деньги не разрешили устроить свидание с ним, и я, тоскуя, и по привычке заглядывая в «петушиный закут», ожидал возвращения Алёшки.

    Прошла неделя, а Лёшу до сих пор не выписали. Я стоял в сортире и курил. Послышался грохот железного ведра о кафель – в помещение ввалился Галька. Пришла его очередь драить дальняки. Он посмотрел на меня, я бросил злобный взгляд на эту сучку. По сути, из-за него, мой Лёха попал в эту переделку.

- Зуб на меня точишь? – буркнул он, натягивая резиновые перчатки. Я промолчал, одарив его гневным взглядом.

- Конечно, - фыркает, встав на колени перед писсуаром и выдавив на щётку моющее средство. – Чего тебе, барыге, со мной, петухом позорным разговоры разговаривать. А своего Алёху, целуешь, будто он не такой, как я, - ехидно укоряет меня.

- Естественно, он не такой, - пожимаю плечами. – Он нормальный парень, которому не повезло. А ты сука, каких мало.

- Был бы сукой, - выплюнул Галька. – Шепнул бы Ключу про то, с какими губищами зацелованными Ленка со свиданий возвращается. Сам знаешь, что с тобой бы за это сделали…

- И что, мне тебя за эту благодетель в жопу поцеловать? Или забашлять? – усмехаюсь. Думал припугнуть меня – не вышло. Держусь уверенно, и мне откровенно наплевать, что будет нести этот парень дальше. Заметив, что подколоть меня не получилось, Галька сник и исподлобья посмотрел на меня, натирая старый фаянс.

- Завидно мне, - сдавленно проговорил он. – Вот почему ты такой, а? – уставился на меня, ожидая ответа.

- По кочану, - фыркаю. – Нравится мне так, понял? – насмешливо отвечаю я. Петух замолчал, и  начал усердно намывать писсуар. Я бросил окурок на пол – пусть Галька убирает, и собрался уходить.

- А я ведь круглым отличником в школе был, - с надрывом произносит Галя, за секунду до того, как я покинул сортир. Криво улыбаюсь – что-то не верится. Понимая, что Галка меня может капитально загрузить своей историей, всё равно возвращаюсь обратно.

- Ты – и отличник? – с недоверием спрашиваю я.

- Да, - выдавливает Гриша – это его настоящее имя, - Я бы мог школу с золотой медалью закончить, если бы в десятом классе с плохой компанией не связался, и на малолетку на полтора года не залетел.

- Кто ж тебя заставлял с ними связываться? – ухмыляюсь.

- Влюбился я в их бригадира, Тончу, - нахмурившись, проговорил он. – Они тачки угоняли. Вот и меня, через некоторое время, с собой на дело взяли… Короче, не повезло нам, менты запалили. Вся банда смыться успела, а меня на месте преступления загребли, - грустно рассказывал Галька. – Я, естественно, обиделся на всех, и, решив, что если сдам их, то меня не посадят, - хлюпнул носом. – За содействие, конечно, мне дали меньше. Зато, дружки Тончи, которому больше всего влепили, пришли под окна СИЗО и заорали, что я хуй сосал… Ну это-то правда. И что я Тончу ментам сдал, что, собственно, тоже истине соответствует, - всхлипнул Галька. – Ой, что было… - хотел обхватить голову руками, но вспомнил что руки в грязных перчатках. – Там в камере было 18 человек, так они меня за такое… по очереди… Я думал, сдохну… - плюхается задницей на холодный пол. – На малолетку, я конечно, уже «помеченный» пришёл. А там законы ещё жестче, чем здесь, на взрослой зоне. Но мне там с «хозяином» повезло, - улыбается. – Джокер, сам, видать парней любил, поэтому, трахались мы с ним знатно, бывало, даже ласкал меня. Не то, что Ключ. Лучше бы общей давалкой был, хоть какое-то разнообразие, - цедит «девочка», - А то и так, день за днём одно и тоже, да ещё этот пользует… как… не знаю… кого… Мне полгода осталось! – выкрикнул он и ударил себя кулаком в грудь. – Больше никогда не вернусь сюда, никогда! – плюнув на то, что руки в вонючих перчатках, закрывает лицо ладонями. – Вернусь домой, к мамке, и работать пойду, и учиться… Мне же 23 года уже…

- А как ты здесь-то оказался? - с легким сочувствием спрашиваю я, усевшись на корточки, и прикуривая очередную сигарету.

- Мне 19 стукнуло, и я в Москву поехал, думал там пробиться, - усмехается. – Как же! Только на дурь подсел… Так что, когда мы с приятелем все деньги потратили, на ограбление решились. На двух педиков напали у подъезда. А там камеры висели… Нас по горячим следам сцапали. Вот так вот… - печально смотрит на меня.

- Да ты неудачник, - протягиваю я. После рассказанного, мне стало немного жалко Гальку. Конечно, я до сих пор злился на него за Алёшу, но уже не так сильно. Не повезло парню.

- Надеюсь, тебе на свободе будет фартить больше, - улыбаюсь я, и протягиваю ему пачку дорогих сигарет.

- Это мне? – он с радостью принял столь ценный подарок. Ещё бы, сигареты в лагере на вес золота.

- Тебе-тебе, - киваю. – Смоли, - подмигиваю. – Но до Лёхи больше не докапывайся, - сказав это, ухожу. Слышу вслед:

- Спасибо!

- За что? – недоумеваю я, вернувшись.

- За то, что выслушал, - грустно улыбнулся Галька и снова принялся за писсуары.

***

   Через три дня после этого разговора, вернулся Алёшка, и я, наплевав на предупреждения Гонга, в этот же вечер, снял «комнату свиданий» на два часа. Хотя, и этого времени было ничтожно мало. Мы не могли напиться друг другом, целуясь долго, трепетно и жадно. Я словно помолодел на 20 с лишним лет. Будто не было за плечами груза прожитых годов. А таких чувств, я вообще никогда не испытывал. Лешка ласково шептал мне на ухо: «Я люблю тебя», а я, радовался этим словам как придурок. И тихо, немного стесняясь, отвечая взаимностью.

    Ещё через полгода отпустили Гальку, и, он, не оглядываясь, покинул барак, оставив за спиной гадкие годы отсидки. Над Алёшей нависла угроза. Ключ, видите ли, не привык пользоваться «ширпотребом», и после ухода Гриши, он захотел сделать своей девочкой моего Лёшку. Ведь, последние почти два года, только я использовал его «по назначению».  Ключ тонко намекнул об этом, во время партии в карты. Но я был не намерен отдавать моего мальчика.

- Ключ, даже если ты и «присвоишь» Ленку, всё равно я буду пользовать её тоже, - твёрдо сказал я, понимая, что за такую дерзость мне может и влететь.

- Чё ты к ней так привязался? – вспыхнул Ключ. – Петух как петух. Все они одинаковые, какая разница, кого дуплить?

- Если все петухи одинаковые, почему ты хочешь именно Ленку? Тебе же всё равно, - пожимаю плечами. – Главное, что дырка есть, а так, хоть пакет на голову надень… - замечаю я.

Ключ задумался, и через минуты полторы размышлений, выдал:

- Ну, подъебнул ты меня, барыга, - криво улыбается. – Правда, мне-то что, - разводит руками. – Но, в этом случае, я поднимаю цену до ста тонн. Потянешь? – ухмыляется, рассчитывая, что я пойду в отказную. Но я и не думал отступать.

- Без базара, - уверенно отвечаю я, и протягиваю руку, чтобы скрепить сделку.

Лёшке, про повышение стоимости, я, конечно, ничего не сказал. Не зачем ему знать это.

***

    Два с половиной года от свидания до свидания пролетели незаметно. Рассказав Алёшке про мой разговор с Гонгом, он, хитрюга, разработал план. Теперь, при встрече, мы разрабатывали план свиданий на два месяца вперёд. В целях предосторожности, встречи, по предложению Лёхи, назначались в разные дни, через различные промежутки времени. Таким образом, мы отводили подозрения от нашей влюблённой парочки.

    В середине мая, меня вызвали на липовую комиссию, где решали – достоин ли я УДО. Адвокаты и моя сестра, являющаяся заместителем председателя областного суда, хорошо подсуетились. А я радовался и грустил одновременно. Грусти было даже больше, что совсем на меня не похоже. Алёшке оставалось два года до выхода. По идее, если бы не УДО, Лёха вышел бы из лагеря на пять месяцев раньше меня. Сейчас всё получается по-другому. Но, самое главное, я не хотел обрывать нашу связь и на свободе.

     После комиссии, я устроил часовое свидание с Лёшкой. Сначала, мы занялись любовью, а потом, я долго не решался сказать про то, что ухожу через несколько дней. Белокурая голова Алёшки была устроена на моей груди, он посапывал, а его пальчики щекотали мой лобок.

- Юля, - напряжённо проговорил он, после продолжительного молчания. – Скажи, я вписываюсь в твои планы… или…ты уйдёшь… и всё?...

- Конечно, вписываешься, - утвердительно ответил я, погладив мальчика по спине. – Уже где-то услышал про моё УДО?

- Ага, в цеху сегодня мужики обсуждали, прознав откуда-то, - целует меня в грудь, и, подняв голову, внимательно смотрит на меня. – Юлиан, ты…ты хоть раз…приедешь ко мне? Не забудешь?

Казалось, Лёха сейчас расплачется. И, на самом деле, на его голубых глазищах, навернулись слёзы.

- Алёшка, - шепчу я, крепко обняв, - Я, правда, сильно полюбил тебя, - улыбаюсь, отводя с глаз кудри. – И намерен забрать тебя к себе, - заявляю я.

- Поскорее бы…родной, - выдыхает Алексей, и целомудренно коснувшись моих губ своими, снова устраивается у меня на груди. Остаток свидания мы пролежали молча. В самом конце встречи, я вручил Лёшке мобильник, чтобы не терять связь, и конверт с приличной суммой денег. На всякий случай.

***

    В последнюю ночь пребывания в колонию, я решил перетереть с Ключом насчёт Лёхи. Я подозревал, что с моим уходом, Алёшу снова начнут пользовать все, кому не лень. Я предложил взамен на «неприкосновенность» Ленки, платить в общак в деньги. Ключ удивился и хлопая ресницами воскликнул:

- Кулак, тебе-то не по фигу, кто этой девке очко примерять будет? Ты больше её не увидишь-то никогда. Тебе не западло ещё два года лавэ отваливать?

- Нет, мне денег не жалко, - в тон пахану отвечаю я.

- Слышь, есть только один вариант. Ленку никто не тронет, если он станет мой тёлкой, - хлопает в ладоши.

- А…если я тебе заплачу… Ну, чтобы ты его не… - намекнул я.

- Ты меня не покупай, барыга, - напрягся Ключ. – Чё тебя так его жопа волнует? Или ты его на свободе хочешь ещё приходовать, я не понял?

- Жалко мне парня, - выплюнул я, отведя глаза.

- Чё его жалеть? – заржал Ключ. – Это ж опущенный! Короче, - наклонился ко мне. – Если ты так трясешься за эту девочку, то тут только один выход – он будет моей сучкой, и никто кроме меня, Ленку не тронет. Лады?

- Лады, - неохотно выговариваю я. На сердце было тяжело. Моего Лёшку будет трахать этот чурбан? Нет! По крайней мере, этот срок я сведу к минимуму.

***

   Утром, попрощавшись с братвой и мужиками, переглянувшись с Алёшкой, я пошёл вслед за надзирателем. Этот путь по бараку, где я прожил два с половиной года, показался мне самым долгим. Дойдя до дверей, я остановился в проёме и окинул взглядом помещение. Подгоняемый конвоиром, я развернулся и поплёлся по коридору. Вдруг, тишину разорвал отчаянный крик:

- Юлиан! – Алёшка, споткнувшись о выступ в полу, выбежал из своего «петушиного закута», и, сломя голову, помчался ко мне. Подпрыгнув, он повис у меня на шее, обхватив ногами мою талию – я едва устоял. Он вжался в меня, и его тело стали сотрясать рыдания. Я вцепился в него, и начал качать на руках, словно маленького ребёнка. Почте все заключенные, во главе с Ключом, подошли к дверям и наблюдали за нашим расставанием. На их лицах читалось недоумение. Прошёлся удивлённый шёпот. Всхлипнув, Лёша повернул голову в сторону толпы, и выкрикнул:

- Я люблю его, поняли!?

- Ого, ни хуя себе, охренеть, - послышались восклицания. Плюнув на всё, я взял Лёху за руку, и, таким образом, мы дошли до лестничной клетки. Конвоир Семён отвернулся, а я поцеловал Алёшку в губы.

***

    Сестра устроила на даче торжественную встречу. Накрыла стол, пригласила несколько моих корешей. Когда мы все изрядно поддали, сеструха, хитро подмигнув, повела меня в сауну.

- Сюрприз! – пропела он, открыв дверь, ведущую в предбанник. Зная мои пристрастия, она пригласила мальчика-проститутку, который сидел на скамейке, обвернувшись полотенцем.

- Что это? – фыркаю я, глядя на белобрысую шлюшку с ярко подведёнными глазами.

- Как ты любишь, братец, - подмигивает она.

- Не надо, - выдавливаю я и захлопываю дверь.

- Юлька, ты чего? – удивилась Карина. Я пошёл прочь из сауны, сестра побежала за мной. – Эй, Юлич, тебя что, в лагере от мальчиков отучили? Вот уж не поверю! – распиналась Каринка.

- Пошли в комнату, разговор есть, - процедил я.

   Карина села в кресло, положив ногу на ногу. Я разлил коньяк по бокалам.

- Юль, колись, -  поторопила меня сестра.

- Нужно ещё одно УДО сделать. Для мальчика хорошего, - настойчиво произнёс я.

- Брат, ты совсем уже? – воскликнула Карина. – Тебе что, на свободе ребят мало? Ты понимаешь, что с этим УДО, мне снова придётся «машину» запускать, а тебе бабки в качестве топлива давать?

- Карина, - я сел напротив сестры и серьёзно посмотрел ей в глаза. – Меня не волнует финансовый вопрос. Но через месяц Алёшу должны выпустить.

- Юль, какой Алёша? – всплеснула руками сестра. – С кем ты там связался, а? Поживёшь сейчас в нормальных условиях, и забудешь про этого парня… - запричитала Карина.

- Его я не смогу забыть, - твёрдо выговорил я. – Повторяю ещё раз: мальчика должны выпустить.

Сеструха закатила глаза и обессилено развалилась в кресле.

- Карина, разве я тебя о многом просил? – развожу руками. – В конце-концов, вспомни, кто твоего сына в МГУ «поступал», на чьи деньги он квартиру снимает…

- Ладно, - поддалась сестра. – Покумекаем.

- Не покумекаем, а сделаем, - сажусь на подлокотник и обнимаю сестрицу.

- Юлька, неужели влюбился? – посмотрела на меня из-под чернявой чёлки. Я ничего не сказал в ответ, лишь широко улыбнулся.

***

   Сестра сработала оперативно, и уже через две недели, мне позвонил Алёша. Он говорил тихо, где-то сзади слышался шум воды. Наверное, звонил из сортира.

- Меня вызывали на комиссию по УДО, - радостно пролепетал он. – Сказали, что неделю досиживаю. Юля, это твоих рук дело?

- Главное, что тебя выпустят, - уклончиво ответил я.

- Юлька, я знаю, что это ты, - хрипло проговорил Алёша.

- Если знаешь, зачем спрашиваешь, - улыбнулся я. – Скажи лучше, к тебе Ключ не подкатывал.

- Неа, - довольно произнёс Лёха. – Я когда вернулся в барак, на меня все зэки так уставились… А Ключ подошёл и сказал: «Я с тебя хуею, акробат!». И всё.

- Вот и славно, - ликую я. – Тогда, до скорой встречи, мальчик мой?

- Ты встретишь меня у зоны? – с надеждой спросил Алёша. А я решил поиграть.

- Не уверен, что смогу лично… Понимаешь, дела, - Лёшка обиженно засопел. – Скорее всего, мой человек заедет за тобой…

- Ладно, - разочарованно протянул Лёха. – Юль, я тебя люблю, - прошептал он и сбросил вызов.

***

   Конечно, я слукавил, говоря, что не смогу лично забрать Алёшку. Это был мой хитрый ход. Я выехал в четыре часа утра, чтобы к десяти добраться до Валдая. Я гнал с превышением скорости, разрезая просторы сначала Псковской, а потом Новгородской области.

   К воротам колонии я подъехал в 10:05, и, выключив музыку в машине, стал ждать, когда они наконец-то распахнутся, и из них выйдет Алёша. Ожидание было мучительным, но, к счастью, недолгим. Минут через двадцать, территорию лагеря покинул курчавый, белобрысый юноша. Лёшка выбежал за ворота, размахивая сумкой. Не помня себя от радости, впервые за три года, вздохнув свободно, он промчался мимо моего Крайслера. Начинаю активно сигналить. Опомнившись, Лёха подбегает к машине и пристально смотрит сквозь тонированные стёкла. Увидев меня, он засмеялся. Я открыл переднюю дверь, и Лёшка запрыгнул в машину.

- Вот жук, - кусает меня за ухо и душит в объятьях. – Разводил меня… «Не смогу лично забрать»… - в голосе юноши нет обиды, только восторг. Коротко поцеловав в его губы, я газую, и мы отъезжаем от колонии. Но ехать нам пришлось не долго. Я свернул на просёлочную дорогу, выбрал заросший кустами закуток, и припарковался там. Мы быстро перебрались на заднее сидение, и, не говоря, друг другу ни слова, начали целоваться. Столько желания накопилось за это время! Стягивая с Лёшки его драные джинсы, я умудрился порвать их ещё больше. Лёха, борясь с моим галстуком, чуть не придушил меня ненароком. Но это всё ерунда. Нам слишком хорошо вдвоём, и мы очень соскучились друг по другу.

    Пытаясь выровнять дыхание, Алёша устроил свою голову на моём взмокшем плече, закинув свои длинные, прямые ноги на спинку переднего сидения.

- Юля, ты столько сделал для меня, - прошептал он, проведя пальчиком по моему животу. – А я могу дать тебе только свою любовь, - немного стыдливо промямлил он. Я рассмеялся, взъерошив его золотые кудри.

- Молодой, - снисходительно протянул я. – Глупый, - улыбаюсь, гладя моего мальчика по щеке. – Хотя, я сам хорош… - качаю головой. – Стоило прожить сорок с лишним лет, попасть на зону, чтобы понять…

- Понять что? – томно поинтересовался Алёша. Мне сложно сформулировать мысль, и я, вздохнув, прошептал Лёшке на ухо: