Алёна напилась. Согнувшись пополам, дочка побежала в туалет, и, хлопнув дверью так, что затряслись стены, засела там надолго. Я и Макс пошли на кухню. Малафеев  помыл тарелки, а я даже помог их вытереть. Мало-мальски наведя порядок в комнате, вытряхнув из пепельницы окурки, обнявшись, мы отправились в спальную.

- Костик, - Максим развалился на тахте и улыбнулся. – А вот осени в наших отношениях не было… Мне кажется, что мы в лете застряли до сих пор.

- Не согласен, - закурив, плюхаюсь рядом. – Был у нас осенний период. Максим вскидывает бровь и недоверчиво смотрит на меня.

- Это когда ты с тем молодым практикантом… - с гадкой ухмылкой протянул он.

- А вот и нет, - чувствую, как к щекам прилила кровь. Стыдно. Вот жизнь: один раз оступишься, и в век не отмоешься. – Что у нас осенью происходит? - загибаю пальцы. – Урожай собираем, погода холодает…

- И что? – похоже, Максим не понял, к чему я веду.

- Блин! – восклицаю я. – Мне 42 было, тебе 41, когда Алёна Гарика родила. Вот и урожай: внука получили. Погода холодает: так и у нас, ты о мелком заботился больше, чем обо мне. И это в то время, пока наша рыжая швабра где-то болталась! – раздосадовано выплёвываю я.

- Костик, Лёлька пятый курс заканчивала, у неё практика, госы, диплом… Не самое удачное время для рождения малыша! – в очередной раз, стал оправдывать дочь Макс. – А ты, взрослый мужик… Неужели не понимаешь.

- Мы даже сексом занимались меньше, - низким голосом произнёс я, исподлобья глядя на Максима.

- Костя,  кто о чём, а ты… - Малафеев засмеялся  и чмокнул меня в щёку.

- Макс, я, между прочим, тяжело переживал этот период, - грустно замечаю.

- Ну да, - усмехнулся белобрысый. – Ворчал и ругался  ты больше обычного.

- Побочные явления! – поднимаю палец вверх,  а потом отвешиваю Максу щелбан.

***

   День не задался с самого начала. Под утро мне приснился гадкий сон. Я заглядываю в кухню, и вижу у плиты не Максима, а мою бывшую жену Лидку. Она смеётся и мерзким голосом говорит: «Вот и всё, муженёк! Теперь я за Макса!». Меня передёрнуло от такого жуткого известия, и я проснулся в холодном поту, за пять минут до будильника. Максима рядом не было – он встал раньше, чтобы приготовить завтрак. Мелькает мысль: вдруг этот сон был вещим? Вскочив с тахты, я побежал на кухню. Там уже было накурено. Зажав сигарету в зубах, Макс суетился у плиты.

- Это ты! – обнимаю Максима за плечи, и целую в щёку.

- Куда ж я денусь, - улыбается он. Я, облегчённо вздохнув, шлёпнув Малафеева по заднице, отправился в ванную. Подстава: лежит бритвенный станок, но без насадки. Обшарил всю полку – ни намёка на бритву. Плохой сон, нет нормальной бритвы… Жопой чую – что-то случится. Разочарованно смотрюсь в зеркало: рожа покрыта трёхдневной щетиной, под глазами небольшие отёки. Уикенд на даче в компании моего бати не прошёл бесследно.

- Макс, где у нас новые бритвенные кассеты? – ору я. Максим вбегает в ванную и, выпучив глаза, заявляет:

- Нет их!

- Как нет? – трогаю пальцами щетинистые щёки. – Целая упаковка была в пятницу!

- Ага, целая упаковка использованных насадок. Кто тебя просит тупые кассеты обратно вкладывать? Я всё выкинул, – фыркает Максим и собирается уходить.

- Чё делать-то? – рассматриваю свою харю в зеркале. – Мне же не в офис, а администрацию города сейчас надо… Стыдно с такой мордой там появляться… И как я не купил новые кассеты?

Максим заржал, и ещё начал показывать на меня пальцем.

- Костя, - стучит кулаком мне по лбу. – Ты никогда не покупал кассеты, станки, гели для бритья. Всё это делаю я, когда езжу в магазин, - разговаривает со мной как с ребёнком. Значит, виноват Макс, раз все эти причиндалы его забота. Мне ещё и лучше. Удивляюсь, мне казалось, что я сам покупаю такие вещи, но просто не замечаю.  

- Тогда, дорогой, какого хрена, ты заблаговременно не приобрел такую важную для меня вещь? – упираю руки в бока и с укором смотрю на Максима. Он горделиво вскидывает голову, поправляет волосы, затянутые в хвост, и выдаёт:

- Скажи спасибо своему папочке, который потащил нас на дачу. Я всегда закупаюсь по пятницам. А Данилыч мои планы нарушил, - яростно выдохнув, топает на кухню.

- Макс, мне что, ножом бриться? Или миской, как на зоне? – восклицаю я, глядя ему вслед.

- Поезжай к бате, у него, должна быть бритва. Если, конечно, тёть Лида не забыла её купить, - ехидно замечает Малафеев.

- Макс, я серьёзно, - ударяю кулаком по стене.

- Если серьёзно, - возвращается, и дует мне в лицо. – Давай, я твою морду протокольную, своим кремом  депиляционным вымажу?

- Это не опасно? – интересуюсь я. Ох, не доверяю я этой химии.

- Конечно, нет! – улыбается Максим. – Я этим кремом  всегда волосы на интимных местах удаляю, - шепчет он.

- И там? – засовываю руку в шорты Макса, и проникаю пальцами в складку между ягодицами.

- Естественно, - кокетливо смотрит на меня и подмигивает. – Этот крем  с экстрактом алоэ, увлажняет.

- Всё равно мне как-то стрёмно, - терзаемый сомнениями, закатываю глаза. – Вдруг от рожи будет пахнуть парфюмерией? Или  раздражение… Волдырями пойду, вот весело будет!

- Кость, - кричит Макс мне прямо в ухо. – С моей жопой ничего не случилось, а с твоей харей уж точно ничего не будет.

- Ты сравнил, - кривлюсь. – Моё лицо и пятую точку.

- Ещё скажи, что твоя будка лучше моей попки, - изгибается и влюблено смотрит на свои булки. – И вообще, что за неуважение к моему, можно сказать, орудию труда? – смеётся. – Обижусь, и перекрою тебе вход в мой тоннель, понял? – угрожающе произносит Макс, но улыбки сдержать не может.

- Эй, - обнимаю его за талию. – Слишком жесткая санкция. Ладно, - взмахиваю рукой. – Тащи свой крем. 

***

    Весь день я наслаждался гладкостью своей мордени. Нет-нет, а прикоснусь пальцами к щекам, которые после применения крема стали особо нежными. Прямо как булки у Макса.

     Рабочее время подходило к концу, я собирался просмотреть ещё пару отчётов и поехать домой. Ещё раз, с блаженной улыбкой, провожу по лицу. Обычно, к концу рабочего дня у меня уже начинается прорастать щетина.

- Японский городовой! – выкрикиваю я на весь кабинет и натираю щёки. Из-за воздействия крема, щетина начала расти не сплошняком, а пучками. Где-то уже появились волоски, а где-то кожа оставалась гладкой. Представляю, как я буду выглядеть наутро… Расстраиваюсь, и крою этот крем и Макса заодно, семиэтажными матами. Мысленно.

- Эй, пап! – Алёна прерывает мои страдания, и, открыв дверь с ноги, вламывается в мой кабинет. Устроил её к себе на летнюю практику. Программистом. Всего неделя прошла, а я уже несколько раз скандалил с ней, да так, что особо любопытные сотрудники тёрлись под дверью, подслушивали. Проныры. Всех уволю нах! Лучше бы не слушал Макса, а отправил её во второй офис.

- Что надо? – убитым голосом спрашиваю я, ощупывая щеки.

- Ты скоро домой поедешь? Я с тобой. Мне поговорить с вами надо, - спокойным голосом произносит дочка.

- Залетела что ли? – немедленно восклицаю я. Со второго курса я снимаю Алёне квартиру, и когда она сообщает, что есть «разговор», в первую очередь, я думаю о её беременности. Это уже клиника.

- Лечись, - фыркает она. – Что сразу «залетела»? Может, захотелось мне вечер в компании отцов провести, - хитро лыбится. – Я жду тебя на улице, давай скорее, - выбегает из кабинета, хлопнув дверью.

- Точно залетела, - с горечью произношу я, и устало разваливаюсь на столе.

***

   Я как в воду глядел: окончив четвертый курс, Лёлька забеременела. Самое обидное, что Алёна не знала, кто из двух её ухажёров приходится отцом ребёнка. И, похоже, её совсем это не волновало. Когда я пытался поговорить на данную тему, дочь легкомысленно отмахивалась, мол, один для души, второй – для тела. «У внука два деда, куда ему ещё и отец?» -  коронная фраза Алёны в тот период. Наверное, к лучшему, что я не узнал, кто именно «осчастливил» мою дочку. Я бы этому осеменителю  яйца-то оторвал! Наивный, в первые минуты я надеялся, что это опять ложная тревога, как несколько лет назад. Но, оказывается, у Алёны был срок в 5 недель, и только сейчас она собралась с силами, чтобы открыться.

     Максим, естественно, безмерно обрадовался  этой новости. Весь вечер он с дочкой мечтал, как они поедут по магазинам покупать всякую детскую херню и шмотки для беременных. А я  возьму и не дам денег! На какие шиши они тогда всё это приобретут? Глупая затея. Если Макс начнёт канючить, я не смогу отказать.

       Неделю я ходил как в воду опущенный и восторгов Максима не разделял. Не то, что я не люблю детей, просто, не самые лучшие воспоминания у меня связаны с периодом беременности и родов. Выглядел я слишком убого, и поведение мое было жутко меланхоличным. Макс обозвал меня Геной Букиным. Одно радовало: Алёна по-прежнему жила на съёмной квартире, и как мне показалась, не собиралась переезжать к нам. Я жил в напряжении недели три – всё ждал, когда дочка заявит, что «возвращается в родные пенаты».   Но она молчала. Закончилась практика. Время перевалило за середину июля. У Лёльки появился маленький животик. В остальном, всё было без изменений. В августе я расслабился окончательно, и, пожив несколько дней в безмятежной неге, снова пережил сокрушительный облом.

     Сытно пообедав, я гладил набитый вкусным жарким живот. Максим, не терпящий грязной посуды на кухне, намывал тарелки, напевая что-то под нос. Я чувствовал себя прекрасно. С утра, перед уходом на работу, занимался сексом с Максом. В офисе полным ходом идёт работа над новым проектом. Алёнка отдыхает за городом у родителей Максима…  Казалось, ничто не может нарушить мой внутренний покой.

- Костик, - буднично бросил Малафеев. – Я решил, что с сентября Лёля будет жить у нас.

Я чуть не сожрал сигарету. Да, я люблю свою дочь, но не так сильно, как хотелось бы…

- Значит, ты решил? – злобно процедил я. – Кто в доме хозяин, ёбаный тебе в рот?! – рявкаю, стукнув кулаком по столу так, что стоявшие на нём кружки затряслись.

- Костя! – в тон мне выкрикивает Максим. – Конечно, ты главный, я не спорю. Хозяин, блять, - глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. – Но, в данном случае, я буду непоколебим! – вытирает руки оранжевым полотенцем и усаживается рядом со мной. – Костик, - жалостливым, тонким голоском тянет он. – Девочка беременна. А у неё пятый курс, ты представляешь, какая эта ответственность?! Ей нужна помощь.

- «Девочка», - кривлюсь я. – С пузом. У неё, наверное, не манда, а метрополитен. Больше, чем у тебя дырка…

- Костька! – больно ударяет меня по спине. – Зачем ты так, это же наша дочь…

- Что есть, то и говорю, - выплёвываю я. – Вспомни, пока жила с нами.. Телефон разрывался! Звонят, звонят хуи всякие. Понимаю, она у нас девица-раскрасавица, даже первое место на городском конкурсе красоты заняла. Зря я ей разрешил участвовать… Поклонников ещё больше стало… - сокрушаюсь.

- Так Лёля будет жить у нас? – тихонечко спрашивает Максим, погладив мой пах ладонью, и припав своей нежной щекой к моей щетинистой.

- Будет-будет, - покорно отвечаю я, поцеловав Макса в лоб.

***

   Я всегда знал, что беременная женщина хуже обкурившегося Малафеева. Помню, как жена задавала мне жару: характер у неё и так был противный, а стал ещё хуже. Токсикоз – ей отовсюду воняло, в том числе, и от меня. Гастрономические пристрастия – жесть, как она есть. Ела мел со сгущёнкой. Мне повезло: настало время, и я переживал все эти прелести во второй раз.

   Лёлька должна была родить в первой декаде февраля. До этой заветной даты, она сводила меня с ума. То я не там сел, то от меня шмонит «мужиком», то я ей загораживаю телевизор, то косо посмотрел, то слишком громко разговариваю.

   С Максом, конечно, дочка общалась прекрасно и никогда не ссорилась. Нашли друг друга два придурка. Стерва и женоподобный педик. Малафеев вообще свихнулся на этой почве. Разрисовывал ей живот какими-то узорами, разговаривал с плодом, да ещё меня заставлял. Темы для бесед одни: ребёнок, ребёнок, ребёнок. Вместо того чтобы пройтись со мной по вечернему городу, эта «мамаша» недоделанная, тащил Алёну на «выгул»… Я расстраивался.

***

    Я облизывал ушко  Максима, навалившись на него всем телом, и вжимал грубыми толчками в матрас. За окном гудела вьюга, непривычная для первых чисел февраля. Я «любил» Макса при интимном свете бра, задыхаясь от долгожданного наслаждения. Кусал, сжимал, царапал, посасывал. Ещё чуть-чуть и я взорвусь в его родное, горячее тело. А Максим, в последний раз, особо громко всхлипнув, зальёт мою ладонь своим семенем.

- Рожаю! – от воплей Алёны, доносящихся из соседней комнаты, у меня чуть не пропал стояк.

- Бляха-муха, небеса голубые, - протараторил Максим, и попытался столкнуть меня с себя.

- Даже не думай, - сквозь зубы процедил я, крепко схватив его за бока, не позволяя вывернуться. Малафеев, захлёбываясь воздухом, что-то бормотал, но я не слушал, продолжая движения и резко дроча его член.

- Блять, Костя! Какой же ты!.. – заплетающимся языком, проорал Максим, и кончил, обрызгав свой худой живот спермой. Через пару секунд, подошёл к финишу я, зажмурившись и от наплыва чувств, шлёпнув Макса по бедрам.

- Папы! – причитала Алёнка, и Малафеев, не смотря на усталость, вскочил с кровати, протёр ладонью свою мокрую задницу, и, накинув халат, побежал к дочке.

Не знаю, было ли ей действительно так больно, или она работала на публику, но эту ночь наши соседи запомнят надолго. Макс позвонил в скорую, но эти заразы не брали трубку, а потом, вовсе сняли её с рычага, лишив возможности пробиться к ним. Меня запарила эта ситуация: дочка ревёт, Максим психует, соседи стучат по батареям…

- Макс, собирай Алёнкины вещи и подъезжай в первый род. дом, - распоряжаюсь я, а сам, взяв Лёлю под руки, поволок её на улицу. Глупо ждать скорую, когда в гараже стоит джип.

***

    Этот кошмар длился, наверное, часа четыре, может больше. Мы, и ещё несколько отцов, топтались в фойе родильного дома. Несчитанное количество раз убегали курить. Обсуждали, кто кого ждёт. Макс грыз ногти. Я едва сдерживался, чтобы рывком не прижать Малафеева к себе и не начать тискать. Мне это всегда помогало.

- Кто здесь от роженицы Котовой? – появилась молодая сестричка с улыбкой до ушей.

- Я! – в один голос, выкрикнул я и Максим, подняв руки, как в школе.

- Поздравляю с мальчиком! – пропела она. – Крепыш! Рост 55, вес 4.100.

Другие отцы с завистью посмотрели в нашу сторону.

- А можно посмотреть? – начал клянчить Максим.

- Нет-нет, это запрещено, - замотала головой девушка, и засеменила в родильное отделение.

- Миленькая, ну, пожалуйста! – Малафеев побежал за ней, сложив ладони, словно молиться собрался. – Проси всё, что хочешь! Так хочется увидеть ребёночка…

Медсестра остановилась и улыбнулась:

- Кто из вас счастливый папаша?

- Мы оба, - опешил Максим. Сестричка удивлённо вскинула брови.

- В смысле, я отец Алёнки, а он, – обнял Макса за плечо. – Пацанёнка, - выкрутился.

- Ладно, - протянула девушка, глядя на наши счастливые рожи. - Только бахилы и повязки марлевые оденьте. Я незаметно положил девчонке тысячу в карман – мельче денег не было.

- Вы что, - прошипела она.

- На конфеты, - подмигиваю.

     Дети лежали в специальной комнате со стеклянной стеной. Кто-то молчал, кто-то, наоборот, орал, как резаный.

- Какие мерзкие, - шепнул я, рассматривая малявок. Действительно, в первые дни своей жизни дети какие-то некрасивые. Сморщенные, глазки щелочки…

- Не говори глупости! – цыкнул Макс. – Лучше… Вон, смотри, наш! – ткнул пальцем на крайнюю кроватку. Рыжий пушок на головке! Значит, сто пудов наше дитё!…

- Девушка, - подзываю медсестру, стоявшую позади нас. – Рыженький, это наш, да? Котов?

- Именно, - кивнула она. – Лично ему на ручку бирочку привязывала.

Я посмотрел на этого спокойного крепыша, с не очень симпатичным пока лицом, и заулыбался. «Хорошо, что не девочка», - мысленно порадовался я, но Максу этого не сказал.

***

   Через неделю, забрав Лёльку из роддома, мы подарили медсёстрам пару букетов, и запрыгнув в джип, укатили домой. Возвращение ознаменовалось скандалом. Как назвать малыша? Алёна хотела называть сына Эрнестом, а Макс предлагал вариант Арнольд. А я не выбрал имени, но точно знал, что эти два варианта мне однозначно не нравятся. Мы орали друг на друга, а  Котов-младший, смотрел на нас своими глазками-вишенками.

- Мы русские люди! – возопил я. – Давайте не будем ломать голову, и назовём малого по святкам. Обратились за помощью к всезнайке-гуглу. Церковные имена для родившихся 10ого февраля. Ефрем, Исаак, Феодосий.

- Прекрасный выбор, - язвительно процедил Макс. Воцарилась тишина. Лёлька взяла маленького на руки, и мы минут десять пялились на него. А он, глупыш, заснул.

- Может, Гариком назовём? – робко предложила дочка. На этом варианте и сошлись.

***

   Бессонные ночи, подгузники, поликлиники… Основной удар пришёлся на Максима, он крутился вокруг мелкого чуть ли не круглые сутки. Шутка ли – у Лёли госы на носу, диплом. Хорошо хоть с практикой разобрались – я ей липовую сделал. Алёна быстро пришла в себя после родов, но очень переживала, что набрала лишние килограммы. Истерики закатывала, смотрясь в зеркало. И я, не выдержав, записал её на фитнес и специальные массажи, чтобы жир сгоняли. В порядке режима покормит сына своим молоком, а потом на процедуры, или ботанить.

   Максим во внуке души не чаял. Глупо, но я стал ревновать. Раньше, все 20 с лишним лет, я был центром его внимания. Не побоюсь пафосного выражения, но скажу, что я был центром Вселенной для Макса. А теперь моё место заняла рыжая сопля, которая-то и разговаривать не умеет. Да, я люблю внука. Более того, иногда мне нравится возиться с ним, но я не понимаю, зачем уделять мелкому столько времени. Особенно, когда есть мать. Она быстро сообразила, что всю «грязную работу» сможет сделать добрый дедушка, и, вместо того, чтобы больше сидеть дома, Лёля гуляла, сдав все свои экзамены на отлично.

     Я соскучился по тем волшебным временам, когда мы с Максимом жили в своём гомосексуальном мирке, жили в своё удовольствие. Уже прошло одиннадцать месяцев, которые показались мне вечностью. Будто не было за спиной тех двадцати с лишним, относительно спокойных лет. Я изнемогал от недостатка внимания Максима, я страдал от недоебита. Радовал, правда, тот факт, что Макс за 11 месяцев ни разу не курил траву.

- Почему ты грустишь? – шепнул я, подсев к Малафееву. Он заваривал зелёный чай на кухне.

- Скоро Гарьке год, и Лёлька переедет, - с грустью вздохнул белобрысый, а я, напротив, чуть не заорал от радости. – Мы ведь договорились, что Алёна будет жить здесь до года, а потом пустится в самостоятельное плавание.

- Я об этом не знал, - протянул я, пытаясь скрыть улыбку. – Не сказали мне… Я Лёльке квартиру куплю! И буду деньгами снабжать… - затараторил я.

- Потому-то я и не сказал тебе, как долго дочка у нас задержится. Костя, я же знаю, ты ликуешь. Тебе надоела вся это возня, - покачал головой Максим.

- А тебе? – вкрадчиво спросил я.

- Удивительно, но мне – нет, - отчеканил Макс, и, вырвавшись из моих рук, поднялся. – Ладно, Костя, я спать… - промямлил он, и, сгорбившись, прошёл прочь из кухни.

***

   Не включая света, сбрасываю на пол халат, и на ощупь забираюсь на кровать. Под одеялом нахожу тонкую кисть Максима, и крепко сжимаю её.

- Я скучаю по тебе, родной, - едва слышно, одними губами произношу я. Малафеев зашевелился, и, жмурясь, включил бра.

- Костя, я же всегда рядом, - сонно протянул он, погладив меня по щеке.

- Ты рядом, и в тоже время далеко, - выдыхаю я, а сердце щемит. – Всё с малым, и с малым. Макс, - восклицаю, приложив его ладонь к своим губам. – Конечно, я взрослый мужик, самостоятельный, сильный… Но я нуждаюсь в тебе, возможно, даже больше чем наш внук. Мы прожили вместе куеву хучу лет, и, понимаешь… - нервно глотаю слюну. – Мне их мало. Потому что... ты же знаешь, как сильно я тебя люблю, - глажу Малафеева по острой коленке, - Помнишь, ты психовал, когда я расширял бизнес, даже таблетки жрал… - вздыхаю. – Наркота, само собой, не мой метод. Просто вспомни, как тебе было погано. У меня на душе творится то же самое.

   Максим молчал. Долго и упорно. Боясь смотреть мне в глаза. Он, то закусывал губу, то теребил волосы, то пытался проковырять дыру в белоснежной простыни.

- Прости, - сдавленно промямлил он. – Костя, я так увлёкся… Что не замечал… Честно… Я, конечно, понимал, что тебе немного не комфортно. Но я не мог представить, что тебе настолько хреново, - выдал белобрысый. Видимо, всё это время, он вспоминал свои ощущения, анализировал…

- Пообещай, что ты умеришь свой пыл «няньки», - прошу я с улыбкой.

- Хорошо, - к моему удивлению, без раздумий, согласился он и зарылся в моих волосах.

- А поцелуй? – пошло произнёс я и сложил губы трубочкой.

Неожиданно, Макс так набросился на меня,  что я не удержался и завалился на спину.

Этот по-летнему жаркий поцелуй, ознаменовал прекращение нашей прохладной осени.