I'm a wild child, come and love me I want you,
My heart's in exile I need you to touch me,
Cause I want what you do... I want you.

© W.A.S.P. – Wild Child

    Рабочий настрой не приходил. Я неспешно мерил кабинет шагами. От западной стены - к восточной. От восточной – к западной. На столе валялась папка с документами, я должен был их разобрать ещё два дня назад. Я бросил короткий взгляд на бумаги, и вышел из кабинета. Не было настроения вникать в тонкости договоров с заказчиками.

        В отделе программирования стояла рабочая тишина. Все парни молчали, лишь монотонный стук клавиш нарушал безмолвие.

- Мы успеваем? – тихо спрашиваю я, затягиваясь сигаретой.

- Да! Закончим раньше срока! – радостно рапортует старший программист Вадик. Обхожу ряд работников, пристально вглядываясь в набор знаков на мониторах. Всё идёт хорошо. Чем раньше закончим, тем больше будет времени для тестирования программы. Один образец обязательно отдам Максу – он мой самый строгий судья. Любые баги, недочёты – замечает, критикует, и сам, в силу возможностей пытается исправить. Два программиста в семье. Полное взаимопонимание в профессиональной сфере.

       Макс… Сердце снова болезненно сжалось. Быстрым шагом покидаю просторный кабинет отдела программирования и направляюсь в свой. Спешно набираю домашний номер. К телефону долго никто не подходит.

«Неужели дурит?» - страдальчески хмурюсь, сжимая в ладони трубку.

- Да! – кричит Макс.

- Что творишь? – грубо спрашиваю я.

- Костик! Звонишь в самый момент!... Ой, ё-моё! Рыжий, я побежал, звякни попозже! – голос Максима звонкий и возбуждённый. Судя по всему, я отвлёк его от чего-то важного. Но от чего?

«Вроде трезвый, не обдолбанный», - заключаю я, и кладу трубку, прерывая серию коротких гудков.

          Всё равно, душа взволнованно трепещет. Я привык жить в страхе за Малафеева. Он непредсказуем. Он всегда был таким, а пагубное влияние наркотиков на личность, сделало его поведение совершенно спонтанным. Он может заплакать, хотя минуту назад улыбался. На вопрос: «Почему?», - ответит – «Вспомнил случай двадцатилетней давности». Максим любит играть с ножами. Он не раз резался, и кровь, которая текла как с барана, даже скорая останавливала с трудом. Он любит делать термоядерные коктейли из любых спиртосодержащих жидкостей. Даже из одеколона. Макс не раз травился своими творениями. Однажды, он выпал из нашего окна   - со второго этажа, сломал себе руку, несколько рёбер и заработал сотрясение мозга.

- Как ты умудрился? – орал я на него в больнице.

- Я летал, Костенька, - растягивая слова, отвечал он. – У меня были крылья. Но они разлетелись на тысячу перьев, и я упал.

     Знаю: по пьяни, и, тем более по укурке, не только крылья начнут мерещиться. Поэтому, я волнуюсь за него. Он слишком уязвим. Он не умеет уступать людям. Он спорщик, грубиян. Мне страшно отпускать его одного даже в магазин, за хлебом, ибо он везде может найти приключения на свою жопу. Макс слишком слаб, у него плохое здоровье. Про таких говорят: соплёй перешибёшь.

      Только сейчас замечаю, что старательно изгрыз половину шариковой ручки. Сплёвываю на пол крупицы пластмассы, распластываюсь по столу. Воспоминания, о тяжёлых днях, пройденных мной и Максом, снова вытесняют все мысли из головы.

***

     Казалось: получив развод от Лидки, в нашей жизни всё должно было наладиться.  Как бы ни так! Максим лежал в наркологическом диспансере. Я отвалил некоторую сумму из своих сбережений, устроив Макса в одиночный, комфортный бокс с телевизором. Это было вечером, после разговора с Лидией. На следующий день, мы пошли в ЗАГС. Разводить нас не хотели: говорили, что при наличии детей, развод только через суд. Я и Лидка поехали к моему отцу, у которого были связи в ЗАГСе. Сколько матюгов сложил на меня отец! Он негодовал, пару раз пнул меня от злости, но переубедить не смог.

- Лечить тебя надо, - бубнил отец.

- Надо, - не стал спорить я.

- Свидетельство будет готово через день. – пообещал папа. – Куда ты теперь?

- К Максиму. Я ему нужен. Курс лечения предстоит…

- Связался… Не то девка, не то парень… И ещё наркоман… Брось ты его, брось, - уговаривал отец.

- Не могу, - отчеканил я. – И не хочу.

***

- Костик! – Макс, лёжа в казённой кровати, слабо приподнялся  локте.

- Лежи! – цыкнул я. Выглядел он плохо. Бледный, растрёпанный, синяки под глазами, сухие, потрескавшиеся губы.

- Ты не уйдёшь? – дрожащим голосом спросил он.

- Конечно, я останусь. Я попрошу, чтобы сюда перетащили ещё одну койку, - заверил я.

- Иди сейчас, - потребовал Макс. 

- Ладно, - кидаю свою крутку на постель, где развалился Макс и направляюсь в кабинет дежурного врача.

Энная сумма в конверте посодействовала сговорчивости доктора.

- Константин, - после короткого молчания произнёс врач. Я услышал в его голосе тревогу.

- Что-то не так?

- Видите ли, - нарколог замялся. – Ваш… ммм… друг?

- Друг, - киваю я, отводя глаза.

- Друг, - выговаривает врач, до него дошло, какие мы «друзья». – Я обязан Вас предупредить, Константин.

Бросаю взволнованный взгляд на человека в белом халате.

- Со дня на день, у Максима начнётся абстинентный синдром, - говорит доктор.

- Ломка, что ли? – перевожу на русский язык слова дока.

- Да, - подтверждает нарколог. – Полноценный курс лечения мы сможем начать лишь в том случае, если Максим переживёт ломку.

- Но… Это же больно… - я вспомнил фильм про наркоманов, где показывали, как эти несчастные лезли на стенку от дикой боли.

- Не все выживают, - признался врач. – Некоторые умирают от болевого шока. Полагаю, что всё начнётся завтра вечером.

- Можно я буду с ним? – шепчу я.

- Нужно, - в тон отвечает доктор.

***

      На работе я сидел как на иголках. Мне было поручено написать схему для будущей программы, но в голову мне ничего не шло.

«Всё начнётся вечером… Не все выживают… Болевой шок…», - слова доктора стучали в висках каждую секунду. Я не знал, выдержит ли Макс все мучения, уготованные ему. Ведь он такой слабый, он так плохо переносит боль.

      Я вызвал такси, чтобы поскорее добраться до диспансера. Мне не терпелось увидеть Максима. 18:30. Вбегаю в бокс.

       Малафеев лежит, свернувшись клубочком, с головой укрывшись одеялом.

- Как ты? – встаю на колени рядом с кроватью, провожу рукой по не расчёсанным волосам.

- Костя… - Максим часто и глубоко дышал. – Мне как-то плохо.

- Начинается… - сквозь зубы цежу я.

- Что? – Макс вылезает из-под колючего одеяла и выпучив свои серые глазищи, смотрит на меня.

- Ломка, - обречённо говорю я.

- Не хочу! Костя, я не хочу! Дай мне обезболивающее… новокаин… - Максим впился отросшими ногтями в кожу на кисти руки. Его взгляд был испуганным и затравленным. В тот момент я бы дал ему всё, лишь бы мой мальчик не мучался. Я понимал, что дальше будет только хуже.

- Дай же! Позови врача, пусть сделает укол, - взмолился Максим.

- Ты должен перетерпеть! – кричу я. – Врач сказал – иначе нельзя.

- А вдруг я умру от боли? Ты же знаешь, я плохо переношу боль! – Максим закусил губу.

- Не умрёшь, - уверенно произношу я. – Дай я тебя обниму. Всё пройдёт.

Включаю телевизор, после, заключаю в крепкие объятия Максима. Первый час прошёл относительно спокойно. Но дальше пошло-поехало.

- Костя, мне холодно, - Макса знобило так, что у него зубы стучали. Я укутал его одеялом, но он не мог согреться.

- Холодно! Холодно! – всхлипнул он. – Мороз спрятался под кожей. Я сейчас сосулькой стану. Меня трясёт.

Иду к дежурной медсестре, прошу у неё одеяло. Она понимающе посмотрела на меня, и выдала лишнее одеяльце из соседней палаты. Закутываю Макс, который сидел на кровати в позе эмбриона и шатался из стороны в сторону.

- Лучше? – заботливо спрашиваю я.

- Нет, неужели не видно? – резко выкрикивает он.

Я сижу на кровати рядом и смотрю на него.

- Что зыришь? – раздражённо бросает Макс, стуча зубами.

- Просто.

- Выключи *баный телевизор, по мозгам бьёт, - выпалил Макс и заплакал.

- Успокойся! – умиротворяюще говорю я, и пытаюсь получше укрыть Малафеева одеялом.

- Или на ху*, вы*бок! – выкрикивает Макс и отталкивает мои руки от себя. Повинуясь секундному импульсу встаю и выхожу из кабинета.

- Костя! – за дверью послышались душераздирающие крики Максима. – Не уходи! Не уходи! Ааа!

Стучусь в кабинет к дежурному врачу. Объясняю ситуацию.

- Потрепите. Во время ломки, все наркоманы становятся раздражительными и агрессивными. Не серчайте на своего друга, а лучше идите к нему. Кстати… Костя, сколько времени Макс сидит на наркотиках, я не успел изучить историю болезни?...

- Год… Может, больше, - грустно говорю я.

- Поддержите его. Обезболивающее давать нельзя. Всё должно пройти «на сухую». 

Прислушиваюсь к словам доктора и бегу в бокс.

Максим валяется на полу, судорожно кутаясь в одеяла.

- Вставай, - беру его под руку и пытаюсь поднять.

- Нет, хочу здесь! – всхлипнул Малафеев.

- Здесь, так здесь, - тоже сажусь на пол.

- Дай наркотик! Любой! – Макс утыкается лбом мне в грудь.

Его не переставало трясти. Кроме того, он весь вспотел. По лбу, по щекам, текли капли холодного пота. Ледяные ладони были взмокшими. Пижамная рубашка на спине промокла насквозь.

- Маленький, пожалуйста, потрепи! – обнимаю его, глажу по дрожащей спине, целую холодные, тонкие пальцы.

- Дааай! – словно зверь орёт Максим, - Дай! – из глаз ручьём льются слёзы. Он дергает себя за волосы и вырывает клок спутанных белобрысых волос.

- Тшш! – пытаюсь взять его в захват, но он ускользает и начинает колотить ногами по полу.

- Дааай, хоть что-нибудь, дай же! Дай! Дай! Дай! Дай!

    До сих пор, меня иногда мучают сны, в которых Макс извивается он ломки. В памяти словно выжжено его перекошенное страхом, болью, отчаяньем лицо. Бледное, с чёрными кругами под глазами и светлыми волосами прилипшими к потной коже. До сих пор в моих ушах стоят истошные крики - мольбы Макса о наркотиках.

С большим трудом Макс встал на ноги, накинув на себя одеяло, словно мантию.

- Куда?

- Должен. Найти. Наркотик. Любой. Здесь есть… - Максим поплелся к двери.

- Даже не думай! – хватаю Макса на руки, кидаю его на кровать, и ложусь на него, вдавливая Малафеева в железный каркас.

Он пытался столкнуть меня, но куда ему. Он плакал, кричал мне прямо в уши, кусался, дергал меня за волосы.

- Больно, - шептал он, захлёбываясь плачем. – Не знаю где больно… Везде больно.

        Мне хотелось уйти. Не важно куда. Лишь бы не слышать стонов и всхлипов,   лишь бы не видеть безумных, пустых серых глаз. Лишь бы не смотреть на мертвенно-белое, потное лицо, на закусанные в кровь губы. Мне хотелось уйти, убежать со всех ног. Но что-то не отпускало. И я, с упорством мазохиста, продолжал прижимать к себе, дрожащего, дергающегося, плачущего, кричащего Максима. Я не смотрел на часы. Я потерял счёт времени. Изредка, в бокс заглядывала медсестра, проверить состояние больного. Мне хотелось спать, но я не мог заснуть. Наконец-то, всхлипы и требования дать наркотик стали утихать. Наконец-то тонкие пальцы перестали судорожно сжимать мою кофту. Тело Макса подо мной расслабилось, он закрыл глаза. За окном брезжил рассвет.

      Я позвал врача. Он сказал, что всё страшное позади, и я могу поспать. Медсестра поставила Максиму какую-то капельницу, а я, обессиленный, заснул прямо на полу, укрывшись запасным одеялом.

***

     Шли дни. Я, как приведение ходил на работу. С трудом высиживал положенные восемь часов, а потом шёл к Максу. Он начал помаленьку приходить в себя. Очищающие капельницы, с препаратами, привезёнными из заграницы, ему помогали. За эти чудо-лекарства и дополнительный VIP-уход, я отвалил врачам и медсестрам больше половины своих сбережений, собранных мной за время трудовой деятельности. Он снова стал улыбаться, прекратил думать он наркотиках.

      Но Макс был по-прежнему бледен. Он стал жутко худым, словно его выпустили из концлагеря. Наркотики, ломка, сожгли его изнутри.

- Оклемался? – целую Максима в холодный лоб.

- Да, мне гораздо лучше, - зарывается в моих волосах.

- Опять ничего не ел, - смотрю на нетронутые яблоки, апельсины и тарелку с комплексным обедом.

- Не хочу, - скуксился Максим.

- А чего хочешь? – припадаю губами к впалой щеке.

- В душ хочу. От меня воняет уже, - кривится Макс.

- Сейчас договорюсь, - иду к врачу, после нескольких весомых аргументов, получаю ключ в душевую для медперсонала.

***

   Максим был очень слаб. Мы медленно шли по длинному коридору диспансера. Он с силой опирался на моё плечо.
В другой руке я нёс чистые халаты для нас и пакетик с губкой, мылом и шампунем.

Открываю дверь, входим в душевую. Макс тут же садится на скамеечку. Я раскладываю принадлежности и включаю воду.

- Ну, иди сюда!

От духоты Малафееву стало плохо, и он прислонился к стене. Я подул ему в лицо, сам стянул грязную пижаму, и, взяв на руки, поволок его в душевую кабину.

Тяжёло дыша, Максим повис у меня на шее.

- Так и будем стоять? – спрашиваю я, жмурясь от попадающих в глаза брызг воды.

- Плохо мне, - слабо промямлил Макс.

Поворачиваю его к стене. Он опирается ладонями на кафель.

- Ну и потощал ты, - констатирую, натирая спину, намыленной губкой.

- Ага, - соглашается Максим, и прогибается в спине.

- Нравится? – медленно провожу губкой по бокам, потом переношусь к лопаткам… ниже, по линии позвоночника. Опускаюсь на корточки, провожу шершавой губкой по нежной коже внутренней стороны бёдер.

Максим сдавленно смеётся и дергается. Продолжаю игру и начинаю намыливать похудевшие ягодицы. Проникаю губкой в складочку между ними. Максим подаётся вперёд. Откладываю губку в сторону и начинаю кружить пальцами вокруг ануса.

 «Вставить бы тебе», - думаю, пребывая в возбуждённом состоянии. Понимаю, что этого делать нельзя – Макс на ладан дышит. Вдруг сердце не выдержит? Духота, да ещё и секс… Продолжаю ласкать дырочку Максима, но уже языком.

- Кооостяааа, - тянет он. Поворачиваю его к себе и вижу приятную картину: у него стоит. Не долго думая, беру в рот, одновременно, начиная дрочить и себе. Пальцы Макса тут же зарываются у меня в волосах. Он слабо надавливает мне на затылок, желая задать нужный темп. Он беспорядочно постанывает, пытаясь заставить меня заглотнуть поглубже. Я, одной рукой глажу его по заднице, скольжу в жаркой складочке.

- Ага, - одобряет Макс, когда мой палец проникает в его узкое отверстие. Он начинает задыхаться, дёргаться, не зная, куда податься – поглубже мне в рот, или насадиться на мои пальцы. Я тоже на грани, продолжая резво ласкать свой член. Чувствую, как Максим напрягся всем телом. Вот-вот…

Тёплая сперма брызгает мне в рот, Максим дрожит, у него подгибаются колени. Сглатываю, и, одновременно кончаю сам, заливая семенем пальчики ног Максима. Закатив глаза, Максим, сползает по стеночке вниз. Я, переведя дыхание, поцеловав его в губы, домываю его, ополаскиваюсь сам, и мы, ублажённые выходим из душевой.