Безусловно, это был прекрасный мальчик.
Прекрасный до кончиков ногтей. Гладкое, бледное, будто выточенное из благородного мрамора тело - за таким прекрасным камнем надо ехать в дальние края. У него причудливое имя - очень, очень дорогой камень в коллекции; даже если он окажется подделкой, удовольствие не иссякнет. Последние слова он шептал мне, прижимаясь в темном туалете ночного клуба, маленького Содома и Гоморры, где все сбрасывают будничные маски менеджера-официанта-экономиста; и больше всего грусти я испытываю на этом празднике жизни и свободной воли, понимая, что моим будничным и пожизненным обликом является просто оставаться в здравом уме. Все эти мальчики, мужчины, парни - они все помогают мне, да-да, и новоприбывший гость тоже! Они - лучшие друзья, которые не просто унесут все мои секреты в могилу, а растворят их в себе. Они - мое искусство, моя исповедь, мои личные ангелы-хранители.
Простите, заболтался. Надо упомянуть еще немного об этом прекрасном произведении искусства, оформление которого в лучшую рамку - моя прямая обязанность.
Природа - идеальный художник, хотя даже она скорее женского пола. Женщины, женщины. У них в руках столько власти, что они даже не подозревают об этом, и Творительница Всего Сущего в том числе. Она ведь уже в возрасте женщина, а все играется, как маленькая. Знает ведь, что с легкостью может устроить своим куколкам идеальную вечную жизнь, красоту - но, обладая не настолько извращенным сознанием, поступает как всегда правильно. Такие, как этот boy, этот junge, этот garçon - скоро совсем вымрут. Незапятнанные обильными знаниями, тяжкими думами, но зато в избытке наделенные приятной глазу внешностью - больше не милы Богам.
Но никакое бессмертное произведение искусства не заменит мне хрупкое, в масштабах космоса крошечное, но стремящееся вверх существо. Ведь все, что у меня есть - бесконечный поток безумных мыслей, свое сознание, свой мир, немного ума, немного сексуальности, и бесконечная любовь к людям. Да-да, я люблю их, люблю той самой отеческой любовью, которую испытывает любой родитель к своему чаду. Стоп. Судя по моим словам получается, что Природа - моя жена. Я недостоин этого! Ну вот, снова отвлекаюсь. Простите, и ты прости, и ему передайте глубочайшие извинения.
Светло-серые глаза смотрят немного удивленно, словно еще не совсем понимая, что будет дальше. Этот момент - не страх. Я не настолько жесток, чтобы давать им испытывать тот самый, заложенный в природе человека, животный ужас за свою жизнь. Поправка, я вообще не жестокий.
Растягиваю момент между неизведанностью, и тем, что будет дальше. Если бы время можно было растягивать, сжимать, сдавливать в комок, как жвачку, я бы давно предложил вам забавный эксперимент - быть одновременно живым и мертвым, не становясь при этом кошкой Шредингера. Но так, нет, ты всегда должен делать выбор. Да или Нет. С Тобой или Без Тебя. Live or Die. А как прекрасно было бы жить в двух измерениях, смотреть, как текут дни, сменяясь другими, наслаиваясь друг на друга, образуя новые измерения и сущности. Этот прекрасный мальчик мог бы увидеть себя совсем в другом облике! О, да, он поблагодарил бы меня, поблагодарил за эту красоту и свободу! Знаете, а ведь я в какой-то степени destroyer. Он весь прогибается подо мной, только уже немного не от оргазма.
Тщетно стучать кулаками по холодному полу, там все так же пусто и глухо, тщетно хватать ртом воздух, который так самодовольно предал его именно сейчас. Ледяные пальцы с силой давят чуть выше дергающегося кадыка, взгляд... Взгляд... Раньше я отводил глаза. Это был самый страшный момент - практически никакой боли, просто безграничный ужас, отражаемый в зеркале души. Он не верит, что сейчас умрет. Жизнь ведь казалась такой длинной, конец - абстрактная точка где-то очень далеко; и вдруг одно мгновение, перевал за критическую точку - и хрупкие, но выглядящие такими прочными и вечными доспехи души берут бессрочный отпуск.
Он испускает последний протяжный хрип; от приоткрытых, раскрасневшихся губ по бархатной коже вниз тянется тонкая влажная дорожка, глаза полуприкрыты. Последнее, что они выражают - просто пустота. Застывшие осколки льда с оттенком тяжелого сигаретного дыма, выражаясь поэтически, белки и вода, выражаясь научно - но уже никак не глаза.
Я медленно отнимаю руки от его шеи, тяжело, резко перевожу дыхание. Сердце, так долго смущавшее меня своим бешеным стуком, теперь наконец-то успокоилось. Пожалуй, тут стоило бы добавить слово "навсегда", но я его не люблю. Слишком емкое, а гребущие все под одну гребенку определения я не люблю. Хотя, ну, да, этот орган прекратил свою работу.
Щупаю его взмокший лоб, бледные запястья, расслабленный член - кожа гораздо горячее моей, а я все сижу и не могу остановиться. В скудном свете лампы меж ребрами залегают глубокие синеватые тени, а на острых плечах, скулах, коленках - яркие, почти алебастровые отблески. Игра контрастов делает его тело еще более хрупким, безжизненность равняет с куклой. А что может быть прекраснее изящной куклы?
Раньше я терпеть их не мог. Думал, как пластик или фарфор могут заменить настоящего, живого человека? У них же нет души! Осознание пришло неожиданно, и как всегда верно: улыбчивый, источающий прямо-таки солнечную энергию мальчик, дернувшись последней судорогой, приобрел одинаковую маску безразличия и отстраненности. У моих друзей, как и кукол, совершенно, совершенно-совершенно нет души! Черт, как же это словосочетание греет душу. Знаете, а ведь я в какой-то степени creator. Нож - тонкий, до блеска начищенный, маленький - погружается в еще не остывшую кожу, как в масло. Мальчик очень худой, и под тонким жировым слоем и скудными мышцами скрывается самое интересное. И снова ошибка. Была бы моя воля - я с куда большим удовольствием заглядывал бы в мозг. Если бы можно было проецировать мысли, воспоминания, идеи (а, кто знает, может, и материализовать, путешествуя по личности человека на первом классе), я бы с радостью принялся за это. Но это невозможно даже не по банальным теоремам физики, которые вы наперебой начнете мне перечислять, а просто потому, что у них, напомню, нет души. Зато есть внутренности.
Я никогда не одеваю перчаток, когда творю, не пытаюсь предохраниться. Если я заражусь - значит, такова была его воля. Кто сказал, что я не слушаю своих маленьких друзей? Они говорят со мной. С первой встречи и до последнего вздоха они задают темп, настроение этому сложному ментальному контакту на подсознательном уровне; это они направляют меня на правильные действия, шепчут под ухом, каким именно образом надо лишить их души - и я прислушиваюсь к их мнению, кто я, по-вашему, невежда, или, может, невоспитанный человек?
Глянцевые, гладкие органы источают тепло. Я касаюсь их кончиками пальцев, и перед глазами встают воспоминания, яркие образы прошлых разов. Ткани сердца горькие на вкус, чистая, здоровая (что огромная редкость) печень обладает специфическим насыщенным запахом, кровь быстро портится, но она же самая прекрасная в момент смерти. Эти воспоминания напрямую связаны с Эндрю - это он приучил меня есть их. Высокий, эфемерный блондин с жаром в голосе рассказывал, как это прекрасно - делать их частью себя. И я видел, как горели его обычно тусклые, холодные глаза, и видел, какое Удовольствие с большой буквы он получает, даже просто рассказывая. Хотя, почему я говорю "просто"? Слова имеют огромную власть, и кому, как не мне, это знать? Когда всего одной улыбкой и парой небрежных слов можно расположить к себе человека, и, даже большее - заполучить его доверие - смело доставайте этот дар из своих широких штанин и пользуйтесь.
Безмолвие.
За окном тихо пошел дождь. Подняв голову - у стены напротив меня стояло большое зеркало - я пригляделся к отражению, заглянул в дикие глаза; интересно, почему именно я? Не буду зарекаться насчет своей красоты и избранности, но, кроме самолюбия, должно же быть что-то еще. Мои мальчики целиком и полностью доверяют мне свое тело, а я сам... Сам я... Словно сундук, найденный в пещере. Красивый, старинный, интригующий - но наглухо запертый. А когда кому-то с трудом удается его открыть, при этом сломав крышку, он открывает свою последнюю, самую страшную тайну: сундук абсолютно пуст. Пуст, пуст, пуст, ни даже жалкой соринки или паучка! Или, что хуже - внутри найдется еще один сундучок. Не такой пышно украшенный, но крышка наглухо запаяна.
Мое дыхание срывается, и снова хрипло возобновляется, когда я, пользуясь податливостью тела, вхожу в него. Уже начинающее коченеть, но все еще гибкое и тесное; я всегда поражался, как безупречна и, не побоюсь этого слова, театрально-трагична такая любовь. Безответная, мимолетная, одновременно спокойная и тихая, но в то же время безумно стремительная, как жизнь бабочки. От встречи до расставания - буквально пара дней, не больше, и именно от тебя, твоего умения зависит то, насколько долго это сможет продолжаться. Разве смогут люди с душой терпеть такие отношения? Им свойственно возвращаться, плакать, строить воздушные замки, и, что самое ужасное, потом совершенно forget свою бывшую любовь, на которой буквально пару месяцев назад были сведены все мысли. Я никогда не забываю ни одного своего мальчика, все они - в очереди на открытие моего сундука; мертвым, бездушным не нужны сокровища, которые могут таиться там.
Резко вскидывая бедра вверх, я содрогаюсь в оргазме; сжимаю измазанными в крови пальцами холодную плоть, рискуя оставить царапины на этом, пока что безупречном теле. А мой мальчик, мой прекрасный мальчик, казалось, в какое-то мгновение смотрел на меня - лишь коротко, мимолетно скользнул взглядом по всему телу; к чему он скрывает свой интерес ко мне? Давай же, раскройся, я не боюсь, я готов - ведь в конкретный момент эти застывшие губы, хрупкие запястья, впалые щеки, гладкие бедра - я могу перечислять бесконечно, останови меня! - принадлежат мне, и это мое произведение искусства. Маньяк по определению, творец на практике. Добро пожаловать в ваш мозг, дорогие друзья. |
