Снег в середине весны. Есть в этом своя романтика, не находите?
Запоздалая весна.
К оголенным ветвям деревьев прилипает мокрый снег. Это не тот снег, который мы привыкли видеть зимой: пушистый, почти невесомый. Этот снег мокрый, из слипшихся снежинок, вперемешку с дождем.
Утром разлепляю ресницы и вижу за окном белые покрывала снега.
Подскакиваю, на ходу нацепляя первую попавшуюся кофту, и, дрожащими пальцами рывком распахивая дверь, выхожу на улицу.
В лицо тут же бьет зимняя свежесть утра, запах какого-то рождественского мороза. Губ невольно касается счастливая улыбка, я делаю глубокий вдох, наполняя грудь этой необыкновенной легкостью. Как давно я улыбался? А плакал? Я не запомнил этого момента, но я отчетливо помню день, когда в одночасье рухнула вся моя прежняя жизнь.

Часть 1. Зима

- Как думаешь, на что похожа смерть?
Мику одарил меня полным непонимания взглядом.
- Умирать что ли собрался? – потягивая сигарету, усмехнулся он.
Я сцепил колени руками. В окно билась вьюга, небо стремительно серело, казалось, вот-вот должно что-то произойти.
- Мне кажется, она похожа на снег.
- Почему?
Я глянул в окно. Действительно, почему? Я задумался, краем глаза, поймав на себе ожидающий взгляд Мику.
Выпустив из легких дым, он затушил сигарету.
- Умирая, человек забирает с собой надежды. Подобно снегу, он становится чернее, смешивается с грязью, чтобы однажды растаять, оставив после себя куски грязи и лужу испорченной воды.
- К чему такие философские мысли? - не отрывая взгляда от окна, попытался съязвить я. Мику лишь улыбнулся.
- Ты когда-нибудь поймешь, о чем я.
Он неслышно подошел ко мне со спины, обняв за плечи.
- Когда ты на собственной шкуре ощутишь боль потери, услышишь шепот смерти, ты, наконец, сможешь вдохнуть жизнь полной грудью и полюбить ее.
Я прижался спиной к его теплой груди, чувствуя стук сердца и горячее дыхание у себя в волосах.
- Чтобы кого-то потерять, нужно сначала полюбить.
- Ты поймешь, что любишь, - он уткнулся носом мне в макушку, - когда потеряешь.
Разговор прервал телефонный звонок. Я поморщился, заранее зная, кто это.
Освободившись от рук Мику, я спустил ноги на холодный паркет и прошел до тумбочки с нетерпеливо трезвонящей трубкой.
На другом конце провода прохладным голосом ответила мама. Всего лишь пара дежурных фраз: "да, все хорошо", "да, скоро буду".
Я опустил трубку на рычаг.
- Иди-ка ты домой. Родители переживают, - посоветовал Мику.
Я просверлил его грозным взглядом, полным слепого отвращения.
- Ты знаешь, как я отношусь к своей семье. Не раздражай меня.
Нацепив брюки и футболку, я вышел за дверь.

У меня были относительно нехорошие отношения с семьей. Как это называется? Неблагополучные?
Они раздражались мною. Я ненавидел их.
Не смотря на то, что я редко бывал дома, не было и дня, который не обошелся бы без скандала или рукоприкладства. Конечно, ни мать, ни отец не знали о моих беспорядочных половых связях, но это меня не спасало. Да, в свои 17 я уже мог на всех основаниях назвать себя шлюхой, и это было аморально, по мнению окружающих. Поэтому у меня не было друзей.
Учебой я мало интересовался. И дело даже не в том, что она мне плохо давалась, напротив.
Я, пожалуй, из тех, кто не проявляет особого рвения ни к чему и просто плывет по течению. Да, именно. У меня не было интереса к чему-либо. К жизни.
Это, знаете ли, скучно жить без цели и смысла. Я отчаянно пытался найти этот смысл, утешаясь мыслью "я просто еще не раскрыт". Как цветочный бутон. Я только в начале своего пути. Но время шло, и ничего не происходило. И я перестал задаваться этим вопросом. Просто существовал.
Я на секунду остановился перед дверью. Взглядом прошелся по бороздкам и впадинам, как бы проверяя все ли на месте, и нажал на звонок. Отец открыл почти сразу.
- Где ты шлялся два дня? - задал он вопрос с порога.
- Гулял, - толкнув отца плечом, я попытался пройти внутрь. Однако тут же получил кулаком в челюсть.
- Мразь, - презрительно прошипел отец. Похоже, он был пьян. Я усмехнулся, проведя пальцами по горящей щеке. Я не собирался отвечать ему на удар, заводить драку. Я встал и молча дошел до своей комнаты, закрыв дверь на замок.
В комнате все осталось так, каким было до моего ухода: не заправленная постель, куча хлама на столе, открытый ноутбук у изголовья кровати.
Терпеть не мою свою комнату. Каждый раз, возвращаясь сюда, я чувствую себя птицей в клетке, здесь нет ощущения домашнего уюта. Во всем доме для меня нет этого тепла.
Швырнув куда-то куртку, я рухнул на кровать. Мышцы заныли, я закрыл глаза, почти сразу забывшись глубочайшим сном.

Меня разбудил мощный удар ногой по ребрам.
Еще не до конца проснувшись, я, поперхнулся, согнувшись пополам, и тут же услышал над головой грозный голос отца.
- Вставай, тупая мразь. Хватит спать, это мой дом.
- Вообще-то это и мой дом тоже, - хладнокровно заметил я, не удостоив мужчину даже взглядом.
- Сука, - выругался он, занося кулак для очередного удара.
Быстро среагировав, я заломил его руки за спину, вывернув кисть.
Отец издал истошный вопль, схватившись за поврежденную конечность.
Не теряя времени, я выбежал из комнаты, направляясь к выходу.
Вслед мне лились проклятья.
Я несся со всех ног, но он все же нагнал меня на пороге, пока я замешкался в поисках ключей.
Сильные руки сжали меня за плечи и с силой швырнули о стену.
Не успел я встать, как следом посыпались один за другим удары.
В конце концов, схватив меня за грудки, мужчина несколько раз с силой ударил меня о стену.
Я не успевал даже отвечать на удары, которые уже отдавались тупой болью. Перед глазами все плыло, и в сознании я был еще, скорее всего, только благодаря силе воли.
Видно, я притих, поскольку отец немного ослабил хватку. Этого хватило, чтобы я успел двинуть ему ногой между ног и, хлопнув дверью, выбежать из злополучной квартиры.
Пробежав пару кварталов, я остановился отдышаться.
Места ударов болели, а дышать было тяжело из-за ноющей тяжести в груди.
"Как бы ребра не сломал", - подумал я, отряхиваясь.
Конечно, вернуться сейчас я не мог. Идти к Мику не хотелось, и я решил скоротать время в ближайшем пабе.
"Мне не привыкать, в конце концов"
В помещении было душно. Пахло сигаретным дымом и алкоголем.
Несколько человек у барной стойки что-то шумно обсуждали между собой. На белом кожаном диванчике в углу устроился рыжий парень на вид лет двадцати. Он обнимал пару молоденьких девчонок, которые с восторгом засыпали его комплиментами.
Я задержал взгляд на рыжем. Он не сразу меня заметил, но, когда наши взгляды встретились, я не без удовольствия уловил заинтересованность в его глазах.
Я сел за стойку и заказал коктейль.
Сегодня барменом была девушка. Невысокая, молодая брюнетка с плоской грудью и потухшими темными глазами, скрывающимися за пушистыми ресницами.
Я скользил взглядом по ее фигуре, попивая напиток.
Во всех ее движениях присутствовала скованность, видно, работала девчушка здесь недавно и еще не до конца привыкла к пьяным, порой грубым посетителям и затхлой атмосфере.
Я еле заметно улыбнулся, краем глаза заметив того самого рыжего парня. Он подсел ко мне, бесцеремонно положив руку на мое бедро.
- Эй, может, познакомимся?
- Зачем знакомиться, если мы оба знаем, что нам друг от друга нужно? - не поворачивая голову в его, сторону проговорил я. Парень усмехнулся. Его, похоже, забавляла моя наигранная неприступность.
- Тогда, - он придвинулся ближе – может, скажешь, сколько тебе лет?
Я оторвался от коктейля, повернувшись к нему лицом.
- Разве, - я накрыл его руку своей - это важно?
Хватило одного взгляда, я почувствовал, как по телу рыжего прошлась волна удовольствия.
Он схватил меня за запястье, уводя за собой.
Где-то в коридоре он прижал меня своим телом к стене, впиваясь в губы грубым поцелуем. Обвив его руками за шею - он был немного выше меня - я потерся о него бедром.
Он кусал мои губы, нетерпеливо спускался к шее, задевая языком мочку. От него исходили жар и желание, в глазах полыхала похоть, я только распалял этот огонь внутри него, поддаваясь навстречу.

Я отстранился, чувствуя, как рыжий продолжает тяжело дышать мне в губы.
- Отель, - силясь отдышаться, пробормотал я - здесь неподалеку.
Он понял меня, слегка кивнув, и ринулся к выходу из бара.
Отель находился сразу через дорогу. Обыкновенный лав-отель, каких сотни в Японии. Парень снял номер на ночь, нетерпеливо расплачиваясь с администратором.
Стоило нам добраться до комнаты, как он тут же, грубо швырнув меня на кровать, начал стягивать с меня одежду и раздеваться сам.
Я тихо постанывал под ним, мимолетом ловя его губы. Все-таки места ударов отца болели, и я усилиями старался не морщиться от боли. Удовольствие, доставляемое мне рыжим, заглушало неприятные ощущения, но я все равно прокусил губы в кровь.
Зачем я снова делаю это?
Меня наполняло приторное наслаждение. Это стало настолько привычным - получать удовольствие от чужих, от удовлетворения простых животных инстинктов. Это как доза, как наркотик, потому что больше ничего не заставляло прочувствовать себя и свое тело. Моя жизнь - это вакуум. И я почти задыхаюсь.

- Уже уходишь?
Я повел плечом.
- Ты, кажется, сделал все, что хотел.
Он усмехнулся, удобнее устраиваясь на кровати. Я чувствовал его взгляд на себе. Я неторопливо натягивал одежду, а он внимательно ловил каждое мое движение.
- Давно ты так живешь?
Молчание.
- Не подумай, что меня волнует твоя судьба, - продолжал вести монолог рыжий - но слишком рано ты начал ломать свою жизнь. Зря, надо сказать.
Я застегнул до верху молнию на куртке. Кинул взгляд на часы. 4:18.
Закрыв за собой дверь, я ушел, не сказав ни слова.

Ветра не было. Совсем. Только крупные снежинки падали с неба.
Я побрел вдоль террасы, кутаясь в осеннюю куртку. Она промерзала почти насквозь, но времени купить новую все никак не находилось.
Проходя мимо автоматов с напитками, я остановился и пошарил в карманах. При мне было чуть больше 1000 иен, чего вполне могло хватить до утра. Остальные сбережения остались в квартире у родителей.
Я купил чай с молоком и присел на ближайшую лавочку. Горячая банка грела руки, и я недолго просто сидел так, сжимая в холодных ладонях жестянку.
Мне кажется, это довольно удобно - горячие напитки на улице по дешевке. Представляете, сколько денег получает владелец автомата ежегодно зимой на этих самых горячих напитках? Единственный их минус - они быстро остывают. Долго руки греть не получается.
Я выкинул пустую банку в мусорное ведро и продолжил свое бесцельное брожение вдоль улиц.
Есть в Японии такие "тайные места", в которых я нередко ночевал, когда не к кому было прийти на ночлег. Щели между жилыми домами. Если залезть подальше, то до утра никакая шавка не учует тебя.
Сегодня залезать подальше не хотелось. Я знал, что до рассвета осталось примерно часа 3, поэтому я решил немного понаблюдать за небом. Нечасто такая возможность выпадает.
Я пролез в щель, согнул ноги в коленях и облокотился о бетонную стену.
В грудной клетке как-то непроизвольно потяжелело и на пару минут стало сложно дышать. Я закрыл глаза, переводят дух. "Да, возможно, я повредил себе ребро-другое", - пронеслось в голове. Но не важно.
Я наблюдал, как с безлунного неба падают пушистые снежинки и постепенно веки наливались тяжестью. Все-таки усталость брала свое, и я, не знаю, как скоро, погрузился в приятную дрему.

Щеки коснулось что-то теплое. Я открыл глаза, сонно хлопая ресницами.
Передо мной сидел Мику, прижимая к моему лицу горячую банку какао.
- Сколько раз тебе говорить, чтобы ты всегда шел ко мне, когда тебе негде ночевать?
Я молчал. Интересно, как ему удается меня находить? Ведь не в первый же раз.
Мику убрал горячую банку от моей щеки.
Сон проходил и я понял, что продрог. Я плотно сжал губы, чтобы не застучать зубами. А прокушенные губы, между прочим, жутко болели, трескаясь на морозе.
Мику приложил палец к ранкам, проведя по ним подушечками.
- Со сколькими сегодня ты поразвлекся? - не без сарказма в голосе поинтересовался он.
Я слегка поморщился.
- С одним, - отвернувшись от него, пробормотал я.
- Хммммм... - задумчиво протянул он, с улыбкой в голосе.
Я взвился, и уже было собрался выдать что-то колкое, но Мику вовремя меня обнял.
Легко и не навязчиво, но крепко, прижимая мою голову к своему плечу.
Это было сейчас лучше любых слов и изречений. Мы молчали.
Странные у него были объятья. Он делал то же самое, что и все, с кем я спал, но от его прикосновений по телу разливалось такое до дрожи приятное тепло. Хотелось уткнуться лицом в его грудь и забыться глубочайшим сном. Мне вспоминалось мое далекое детство, когда некогда маленьким мальчиком меня так же прижимала к себе мама. Его объятья были чем-то похожи на материнские.
Я закрыл глаза, вдыхая запах его тела и парфюма.
- Пошли домой, - обжигая дыханием, прошептал он. Я кивнул.

- Не кусай губы, - поучительно осек меня Мику, не отрывая глаз от книги.
Я фыркнул, поджимая колени к горлу.
За окном просыпался рассвет.
На стене тикали часы. В тишине их бой казался особенно громким.
Медленно. Монотонно. Как обязанность.
Я мотнул головой, не выдержав, и, наконец, посмотрел на Мику.
Он сидел в кресле, увлеченно читая какую-то книжонку.
В такие моменты он казался мне особенно красивым.
Голова слегка наклонена, от чего темные пряди, выбиваясь из хвоста, небрежно обрамляли щеки. Взгляд ясный, брови немного сдвинуты. Его аккуратный профиль завораживал меня. Я знал, что Мику не чистокровный японец. Мама у него немка. Оно и видно. Проскальзывало в его чертах, повадках порой что-то аристократическое.
Мику, наверное, почувствовав мой взгляд на себе, оторвался от чтения и посмотрел на меня.
- В чем дело?
- Ни в чем.
Мы смотрели друг на друга какое-то время.
Тикали часы.
Интересно, о чем он думает, когда молчит? Какой я в его глазах?
- Пошли пройдемся, - отложив книгу, предложил Мику.
Я кивнул.

Мы брели по продрогшей аллее.
Странно пусто было в городе.
Деревянные лавочки, присыпанные снегом, одиноко стояли по обочине. Единственное, что делало их не такими несчастными - фонари, которые начинали поочередно затухать.
Легкий утренний морозец щекотал щеки. Я поежился.
- Холодно? - осведомился Мику, даже не взглянув на меня.
- Немного, - негромко ответил я, пряча нос в воротник куртки.
Мику остановился и, сняв шарф со своей шеи, заботливо повязал его мне.
- А ты не замерзнешь? - кутаясь в немного колючую ткань, спросил я. Она была еще теплой и отдавала одеколоном Мику.
Он ехидно улыбнулся, потрепав меня по голове.
- Дурень ты, - констатировал он, взяв мою холодную ладошку в свою.
Я придвинулся немного ближе к его плечу и двинулся вслед за ним.
Я хотел спросить, куда мы идем, но потом подумал, что это не так уж и важно. Мне так казалось. Ведь совсем не важно знать, куда идешь с человеком, который держит тебя за руку.
Город оживал и к двенадцати часам, на улицах уже во всю кипела жизнь.
Мы зашли в кафе и перекусили что-то.
На небе сгущались тучи, но ни снега, ни дождя не было. Такая погода навевала на меня тревогу. Идя по улицам, я то и дело оглядывался, ища глазами фигуру отца. Мику знал, о том, как мой отец ко мне относится и о наших "дружеских" взаимоотношениях. Я боялся последствий, поэтому избегал их встречи. Они вполне могли избить друг друга до смерти.
Ближе к вечеру, мы решили вернуться домой. День прошел без событий, но он оставил какое-то приятное ощущение внутри. Я улыбнулся про себя этой своей светлой мысли и крепче сжал ладонь Мику. Она была теплой, как и моя.
Аллея, одинокие скамейки по обеим сторонам обочины, начинали зажигаться фонари... Все проходило в обратной последовательности. Я вдохнул свежий воздух.
- Эй, - кто-то сзади окликнул меня по имени. Я оцепенел, узнав этот голос. По спине пробежали мурашки. Мику остановился.
- Что ты здесь делаешь? - сухо обратился я к отцу. Он неторопливо приближался к нам.
- Ах ты, щенок, в шлюхи подался, да?
Я молчал.
- Сюда иди, че ты смотришь на меня, - прорычал отец. Я вздрогнул, готовясь сделать шаг.
Однако, у Мику, видимо, были другие планы. Он дернул меня назад. Я остановился, в замешательстве глядя на него.
Он был зол. Его всерьез разозлило появление отца, это можно было определить по его, плотно сомкнутым, губам и морщинкам на лбу.
Мику развернулся и решительно зашагал прочь, уводя меня за собой.
- Так ты еще и пидорас? - я услышал торопливые шаги следом - променял семью на какого-то дрыща с рваной задницей?
Это было последней каплей.
С разворота, Мику двинул отцу кулаком по челюсти. То ли от силы удара, то ли от неожиданности, но он упал.
- Сука, - сквозь зубы прошипел он, сплюнув кровь на асфальт. Но подняться Мику ему не позволил, он начал с силой бить противника ногой в живот. Продолжалось это недолго, уловив момент, отец схватил Мику за лодыжку и тот упал. Не теряя времени, отец поднялся на ноги и с хрустом заломил ему руку. Мику зашипел сквозь зубы, скорчившись на асфальте. Отец поднялся с довольным лицом и отряхнулся.
Я стоял в оцепенении.
- Ну что, - он обернулся ко мне - домой идешь, педик?
Но я уже не слышал его. Я видел, как Мику поднялся и, схватив отца за плечи, ударил коленом куда-то в область копчика. Потом он в ярости опустил его на землю и начал бить лицом об асфальт, пока оно не стало похоже на кровавое месиво.
Наблюдая эту картину, я стоял, не в силах сорваться с места, чувствуя, как ноги становятся ватными, а разум наливается свинцом. У меня дрожали губы и пальцы, и в хаосе своих мыслей я выловил лишь одну: за всю свою жизнь с уверенностью я мог сказать только то, что страхи материальны.
Я кинулся к нему, моля остановиться. Он меня, кажется, не слышал. Отец уже не двигался, но я надеялся, что он просто потерял сознание. Мысль о том, что Мику мог убить человека из-за меня, была просто невыносимой.
Я хватал его руки, пытался повернуть к себе его лицо, чтобы посмотреть в глаза, а он все бил, и бил...
Обхватив Мику за шею, я прижал его голову к себе.
- Хватит, прошу, достаточно уже, - молил я, готовый разрыдаться. Тут он, наконец, остановился.

Мику сидел, а я накладывал повязки на поврежденную руку.
Мы не обмолвились ни словом друг с другом после произошедшего.
Он не чувствовал себя виноватым, напротив, я понял это по его взгляду.
Что до меня, то я испытывал смешанные чувства. С одной стороны то, что угнетало меня большую часть моей жизни, наконец, закончилось. С другой, меня совсем не радовала мысль о том, как это закончилось. Я представлял конец не таким. Я вообще не представлял его. Хотя почему конец? Отец остался жив и если, очнувшись, он будет обо всем помнить, то беды не миновать. А отец умел выстраивать события в свою пользу.
Я завязал контрольный узел и сел на кровать рядом с Мику.
Все вдруг тяжелым камнем словно упало на плечи и я, согнувшись, уткнулся лицом в колени, вцепившись пальцами в голову.
- Чем ты думал? - треснувшим голосом пробормотал я. Язык плохо слушался, слова и мысли путались.
А Мику, как на зло, молчал, но я чувствовал его взгляд на себе. Он положил здоровую ладонь мне на макушку.
- Идиот, ты хоть понимаешь, что теперь будет? - я сбивался, чувствуя, как тело начинает колотить дрожь. Я сжал себя за плечи, прижимаясь боком к Мику.
Он обнял меня, коснувшись виска губами.
Я готов был сойти с ума от страха и непредсказуемости ситуации. Ненавижу неизвестность.
"Возьми себя в руки" - то и дело одергивал себя я. Однако взять себя в руки никак не получалось.
Можно и не говорить, что эту ночь я спал плохо. Хоть даже Мику и был рядом, но мы так и продолжали молчать, не зная, что сказать друг другу.
Нас потревожил звонок в дверь.
Я тут же напрягся, почувствовав, что что-то не так.
Мику поднялся с кровати, она чуть скрипнула, избавившись от веса его тела.
Стоило Мику повернуть в двери ключ, как в квартиру ворвались полицейские, мгновенно сцепив ему руки наручниками.
- Я не думаю, что вы будете отрицать свою причастность к произошедшему, - сухо пояснил один из представителей порядка.
Я не нашелся, что сказать в его оправдание, ведь он и вправду был виновен. Только откуда отец узнал, где живет Мику? Неужели его люди следили за мной?
Полицейские, казалось, даже не обратили на меня внимание.
"Ну что же ты не сопротивляешься, кретин?!" - взвыл я про себя.
Один из мужчин сообщил по рации о задержке "преступника"
- Подождите, выслушайте меня, пожалуйста! - в отчаяние крикнул я, бросаясь вслед за уходящими, но остановился.
Мику бросил на меня взгляд, одними губами проговорив что-то.
"Не стоит" - прочитал я.
Полицейские на секунду остановились, а потом, хлопнув дверью, ушли, забрав с собой Мику.
Я слышал эхо их шагов, удаляющихся по лестнице, слышал неразборчивые разговоры, взревевший мотор машины и сирену.
До меня вдруг отчетливо начал доходить смысл происходящего.
Отец жив и наверняка ищет меня. А Мику больше нет.
Я опустился на пол, не в силах устоять на ослабших ногах.
"Все должно быть не так"
У меня дрожали колени и губы.
"Мне больше некуда идти"
И вправду. Еще подростком, будучи избитым или оскорбленным, я всегда приходил к Мику. Я привык, что бы ни случилось, у меня всегда есть он. Мой тыл, мое убежище и клетка.
А теперь его нет. Возвращаться больше некуда.

На улице снова шел снег, и пушистые снежинки вместе с ветром залетали в комнату через открытое окно. Иногда они опускались на мои пальцы, волосы, щеки, обдавая кожу холодным дыханием уходящей зимы.
А я все плакал, растапливая этот лед своими горячими слезами.